Степь слаба, как никогда! Князь внимал этим речам и радовался всем сердцем, предвкушая скорый поход и выгоду, извлекаемую из него. Единственным обстоятельством, омрачившем общее впечатление от Совета было то, что Вышата примкнул к несогласному меньшинству. При всей скрытой неприязни к нему князь отчётливо сознавал, что воевода в военном деле весьма сведущь и своих противников изучил хорошо, но прислушиваться к его словам не стал. В самом деле, сколько можно идти в поводу этого старика! Словно прочтя его мысли, с места поднялся сводный брат Родион.
– Я с тобой, брат! – заявил он с жаром – Настала пора преломить копьё о степь половецкую!
По залу пронёсся гул одобрения. Почувствовав, что пора, Ингвар встал и объявил о заранее принятом решении. Оставалось уточнить вопросы, сопутствующие любому походу, но на них ушло гораздо меньше времени. Князь отдал необходимые распоряжения и покинул зал. Он долго ещё бродил по терему в тяжёлых раздумьях, пока не вышел во двор. Лёгкий ветерок толкнул в лицо поток свежего воздуха, и Ингвар вдохнул его полной грудью. Сомнения оставили его и он прошёл несколько шагов, благодушно взирая на суетящуюся челядь. Князь поднял голову и посмотрел на безоблачное небо, и взгляд его упал на крытый переход между жилой и хозяйственной постройками. Меж кровельных опор он заметил двоих – княгиню и воеводу, о чём-то увлечённо беседующих. Ингвар не слышал разговора, но отчётливо видел выражение лиц беседующих. Вышата стоял, смущённо потупив взор, и что-то говорил, тщетно стараясь спрятать улыбку. Свою жену и вовсе было не узнать. Такой Ингвар не видел её давно. Он успел позабыть это умиление в её лице, возбуждённый блеск глаз и совсем девичью порывистость в движениях. Они перебросились ещё парой фраз и разошлись, а князь долго ещё стоял терзаемый подозрениями. Ему припомнились частые капризы жены, её холодность во взгляде и уже столь привычное безразличие в лице. Что до воеводы, то смущение, как таковое, для него совсем не было характерным явлением, по крайней мере, до сегодняшнего дня. Вдруг всплыло в памяти недавнее нежелание Вышаты поддержать предложение князя о походе и его нескрываемое раздражение, когда Ингвар озвучил своё решение. «Неужели опечалился тем, что предстоит расставание с чужой женой? – подумал князь – Видать, правду говорят: седина в бороду…»
Тем временем Милана вбежала к себе в горницу и схватилась за зеркало. На неё смотрело довольное лицо уже не юной, но молодой ещё женщины, с упругими щёчками и задорными, обведёнными сурьмой небесно голубыми глазами. «Да ведь я ещё хороша, и даже очень! – подумала она – Должно быть, не только я замечаю это, иначе на что ему глаза …!» Княгиня вспомнила серые, словно сталь, выразительные глаза Белояра, и сердце её затрепетало сильней. Расставшись с ним, она столкнулась в переходе с воеводой. Увидев её, Вышата облегчённо вздохнул. «Наконец-то, княгиня! – произнёс он – Я уже было заволновался
