не слышалось – получив свободу, они удрали с луга на гать. Из груди солдата вырвался крик:
– Да что же такое творится, Господи?!
Часть первая
Обратной дороги нет
Брянщина, 3–4 сентября 1943 года
Глава первая
Издав пронзительный, режущий душу вопль, дизель заглох. Впервые в тесном и темном броневом ящике Т-34 наступила полная тишина. И сразу стало слышно, как по стальному люку башни долбят сверху хлещущие струи ливня, будто наступившая осень оплакивала царящее кругом смертоубийство.
Громко щелкнула задвижка, но, как только широкая крышка люка была поднята, внутрь хлынул такой поток воды, что танкисты за считаные секунды промокли до нитки.
– Разверзлись хляби небесные, – негромко, чуть нараспев произнес молодой коренастый танкист и рывком выбрался через люк, задев грязными ботинками наводчика.
Тот был полным антиподом командира – худой, вернее, даже тощий мужичок, уже более чем серьезного возраста, далеко за сорок, лицо усыпано нитками морщин и шрамов.
– Ну как, парни, живы? – командир встал на башне и громко заговорил с тремя собратьями по танковому племени, что прижимались задницами к еще теплой верхней решетке двигателя.
– Пока живы, господин капитан. Вот только что завтра с нами со всеми будет? Одному Богу известно! – мрачно ответил один из танкистов, стуча зубами от холода, как кастаньетами.
Двое других сидящих ничего не ответили офицеру, их взгляды были безучастно направлены на черное раскисшее покрывало болотины, в которой танк увяз чуть ли не до надгусеничных полок.
– Живы будем, если батя доведет куда надо! Эй, Семен Федотыч, доведешь? Дорогу-то хорошо помнишь? – вопрос был обращен к тощему, что уже сидел на башне, нахохлившись мокрой вороной.
– Довести вас до места я доведу, – уверенно ответил пожилой танкист, но угрюмо добавил, вернее, почти выцедил слова: – Но вот убережем ли мы свои души в это полнолуние?
– Брось эту мистику, Федотыч. Не знаю, как насчет душ, но если мы останемся здесь, то либо в болоте утопят, либо сами утопимся, что вернее, потому что в плен нас брать не будут!
Уверенное заявление капитана не вызвало никаких протестов – танкисты мрачно переглянулись и засопели.
Теперь рядышком, как на лавочке, сидело уже семеро – четверо из «тридцатьчетверки» и трое вывезенных на броне из экипажа сгоревшего днем БТ-7. Все они были одеты в черные комбинезоны из плотной материи, на головы напялены привычные шлемофоны. В руках трое держали советские автоматы ППШ, а пожилой – еще малоизвестный на фронте пистолет-пулемет Судаева. Вояки очень походили на воспетых в песнях советских танкистов, если бы не малозначительные детали формы.
На плечах шестерых лежали черные погоны чуть иной формы, у четырех с лычками. У пожилого три, у вылезшего на башню следом радиста – одна. У двоих было
