с головой. И вовремя – внутри корпуса громыхнуло, из башни выплеснуло густой клубок дыма, а затем заплясали языки пламени. Механик вынырнул, встал на ноги, по очереди выудил сапоги, вылил из них бурую мутную воду и с руганью, отплевываясь грязью, заспешил вслед за своими товарищами.
А те уже занимались вырубанием тонких и длинных осин, отсекая топориком и ножами ветки. Через десять минут в руках каждого было по длинной жерди, и такая же была оставлена для подошедшего.
– Робяты, вы мне все в сыновья годитесь, а потому слушайте меня внимательно. Безо всяких шуток. Эта гать под болотину двадцать лет назад ушла, хорошо так ушла… – тихо сказал Фомин, сплюнул и смахнул мокрым рукавом капли с лица. – Если жить хотите, идите за мной след в след. И слегой на гать упирайтесь – будет твердо, ступайте смело. Если слега уйдет, то в опаске будьте. Шаг в сторону, и смерть ваша неминучая. На этой гати мой отец в тридцать пятом утоп, когда от чекистов спасался, а он этой трясиной неоднократно хаживал. Понятно?
Фомин обвел всех взглядом. Парни не то что стали серьезными, они побледнели. Но тут же стали еще бледнее – до заболоченного леса донесся гул танковых дизелей, а его-то танкисты определили сразу.
– Они в двух верстах, – задумчиво произнес пожилой сержант, – но идти нам всего сотню шагов, вон до тех елей. Если не успеем, то нас просто порежут из пулеметов. А потому так – не останавливаться, кто попадет в трясину, того не спасать, ибо если не утопнете, то всех порешат. Там остров, отсидимся. За мной Шмайсер и ты, Попович. В середке пойдет капитан, смотри за гулом. Потом близнята. Ты, Шмаков, самый здоровый из нас, а потому замыкающим будешь! Пошли, сынки!
Фомин перекрестился и с невысокого бережка шагнул в черную жижу, которая плеснула перед ногами. Погрузился по бедра и медленно пошел, продираясь, тыкая слегой перед собой. За ним шагнул следующий, потом осторожным гуськом потянулись и другие…
– Ай, у-у!!! – отчаянный вопль потряс застоявшийся болотный воздух.
Фомин обернулся – из трясины торчала голова замыкающего, он нелепо пытался опереться на черную вязкую муть, но руки сразу уходили в жижу. Шест торчал от него в каком-то метре, но вот дотянуться несчастный не мог. Хуже того – движение группы застопорилось, и все остальные стали пока незаметно, по чуть-чуть, уходить в жижу.
– Не стоять, вперед!!! – во все горло заорал он. – Под вами гать уходит, не стоять! Близнята! Не сметь, вперед!
Кричать дальше не было резона – он сам погрузился по пояс. А потому Фомин оперся на слегу – та выдержала, и он смог вытянуть ногу из засасывающей темноты и сделать шаг. Потом другой, третий, и от сердца отлегло.
Заливаемые потом и дождем глаза уже видели каждую трещинку на обгоревшем огромном пне, на лапоть левее и все – гать закончится. Всего-то пройти два десятка шагов, но каких шагов. Сзади слышались хрипы, стоны, ругань – идут за ним, идут парни, не стоят.
– Бра… Бу…
Фомин сплюнул, дыша
