прижавшись к нему. Он чувствует ее тепло, ее дыхание… Семья не монастырь, в этом Викентий Петрович прав, и что человек может искать у другого человека частицу чего-то ему необходимого, тоже правильно. Но должна же быть какая-то мера всему, какая-то граница? Должна! А какая? Как определить, где это частица, а где уже много?..
Костер потрескивал, отбрасывая по сторонам отблески света и излучая тепло до тех пор, пока дрова не прогорели. Тогда огонь загас, но не сразу. То там, то здесь еще пробивались последние язычки пламени. Наконец, осталась только груда раскаленных углей, медленно подергивающихся серым пеплом.
А Илья все еще лежал и думал. И чем ближе и доверчивей прижималась к нему во сне Надя, тем беспокойней становилось у него на душе…
6
В долине совсем стемнело, когда они по раскисшей от дождя тропе вышли к лагерю. На берегу реки горел яркий сигнальный костер. Удивительное дело! Когда они подъезжали к месту на машине и деревушка и лагерь показались Наде затерянными в глуши, стоящими на краю света. А теперь, когда они вышли к нему со стороны гор, лагерь казался ей чуть ли не центром культурного мира.
Солдатов передал Наде радиограмму – Люся поздравляла ее с днем рождения!
Илья ушел докладывать Викентию Петровичу о их возвращении и Надя поделилась своей новостью с Машенькой.
– Ты знаешь! У меня сегодня день рождения, а я и позабыла. Такой маршрут был интересный, такой маршрут…
– Да? Поздравляю! – невпопад и даже, как показалось Наде, равнодушно сказала Машенька. Она смотрела в сторону палатки Викентия Петровича, откуда шел Илья.
С днем Рождения!
Повариха Шура налила две миски ухи. Надя ела терпеливо. Ей хотелось поскорее рассказать всем и о том как они ходили с Ильей, и о медведях, и о том, что ей сегодня исполнилось двадцать лет, но в лагере уход в маршрут и возвращение из него считались обычным явлением. Илья ел не спеша, Шура подливала ему добавки, а Машенька не давала поесть спокойно, теребила, расспрашивала о всяких пустяках. Вошел Викентий Петрович, поздоровался с Надей и ушел обратно к себе в палатку. Он и Машенька не смотрели друг на друга.
Что-то произошло между ними, но что? В это они никого не собирались посвящать.
Надя вдруг почувствовала себя одиноко. Она ушла в палатку. Маленькая, на шести растяжках, с низкой покатой крышей, так что встать во весь рост не могла даже Машенька – это все-таки была ее палатка, дом, где Надя могла чувствовать себя спокойно и независимо, даже от Викентия Петровича. Странно! Кто-то все-таки вспомнил о ней – на ее постели лежал большой букет полевых цветов.
Она поставила букет в банку у изголовья и хотела написать письмо, но пришла Маша и позвала в баню.
Баня оказалась маленькой и до того жаркой, что стены и черный потолок ее были сухими и горячими. Только пол хранил влагу, так как по нему тянуло холодом от двери. Окна в бане не было,
