пробормотала девочка, обнимая Марселя за шею и свернувшись калачиком.
На рассвете, бродячие актёры покинули городок, и маленький беглец Годар вовсе не прослезился при этом. Ему некого и не о чём было жалеть.
Журдены хватились своего подопечного в день его пропажи, подивившись, что он не явился к ужину. Николя Журден битых два часа бродил по перелеску, с факелом в руках, громко выкликивая мальчика. Мамаша Журден обошла всех ребятишек, но оказалось, что с полудня Марселя никто не видел. Он же всегда пас птицу в стороне, не желая проводить время в обществе других юных пастушков. Элиза была не на шутку испугана. Силы небесные, пропало ещё три гуся, может мальчонка отправился искать их и заплутал в лесу?
– Проклятье! Если так, то мальца могли разорвать дикие звери, или он, чего доброго, потонул в реке.
– Ай, – воскликнула Элиза. – Помилуй Господь! Наша речка по пояс даже малому дитя, как он мог потонуть?
– Мог оступиться, да удариться головой о камень. – Уверенно заявил муж.
– Вот горе! Пожалуй, сеньор Годар велит нас повесить! – Заголосила Элиза.
В бесплодных поисках прошёл ещё день. Тугодумам Журденам ни разу не явилась мысль, что Марсель попросту сбежал. Супруги оставили детей на попечение соседей и, с серыми от страха лицами, стуча зубами, отправились известить сеньоров.
Огюстен Годар сполна насладился видом, унижено молящих о снисхождении, крестьян. Он хмурил брови и многозначительно постукивал пальцами по столу. Хотя эта новость ничуть его не тронула. Признаться откровенно, он даже испытал облегчение. Редкие мысли о нелюбимом сыне вызывали у него досаду сродни угодившей в палец занозе. Теперь же нет нужды вечно плести выдумки о первенце, якобы отданном на обучение. Помучив, нерадивое семейство Журден, тяжёлым взглядом и устрашающим молчанием, Огюстен Годар приказал им навсегда позабыть об исчезновении мальчика и выплатить двести пятьдесят экю серебром. Супруги, что не чаяли унести ноги живыми, славили всех Святых и милосердного сеньора Годара. Только по дороге домой они поняли, что плата сеньору сожрёт все их сбережения. Стало быть, годы, потраченные на господского сынка, пошли прахом.
Огюстен поднялся в спальню жены и благодушно погладил светловолосые головки двух девочек погодок, что бросились ему на встречу. В родстве этих крошек он не сомневался ни секунды. Манон, ещё больше раздобревшая, склонилась над колыбелькой младшего сына. Да, этот ребёнок не был таким крупным и здоровым, как его старший брат, зато грубые черты отца и белёсый пушок на голове, являлись неоспоримым доказательством родной крови.
– Послушай, дорогая. – Сделав вид что огорчён, бросил Годар. – Я принёс печальную весть. Надеюсь, у тебя хватит сил принять неизбежное?
– Что случилось? – Приподняв бровь, спросила Манон.
– У меня сейчас были эти недоумки, Журдены. Видишь ли, милая, к прискорбию, наш Марсель утонул в реке.
Женщина
