и искать друг друга! Мещанов ведь ясно велел не бросаться в глаза и тихо сидеть в своём купе! Так нет же – господа парижане, похоже, решили обследовать весь поезд от первого до последнего вагона!
Дариор яростно облачился в дорогую бобровую шубу (подарок Мещанова) и снова вышел из купе. Да уж, не бросаться в глаза оказалось непосильной задачей! Магистр ждал, что путники будут вести себя тихо, а они бродят по вагонам, будто неприкаянные души. Судя по всему, непоседливые французы уже выбрались из поезда на станцию. Смирившись с этой мыслью, Дариор быстрым шагом преодолел коридор и вышел в зимнюю стужу.
Стоило ему оказаться на станции, как всё тело сковал лютый мороз. Что и говорить: годы жизни во Франции дали свои результаты. Коренному русскому жителю эта стужа не показалась бы чрезмерно суровой. Однако Дариор едва ли мог вздохнуть при такой температуре воздуха. Сперва он даже устыдился своей слабости, но затем решил мыслить более рационально. «Не стоит отчаиваться, – решил он. – Привыкнуть можно ко всему. Главное – практика, практика и ещё раз практика!»
Осторожно, шаг за шагом, изнежившийся русский парижанин робко ступил на знакомую землю. Вот она, Русь – такая близкая и такая незнакомая! Как она встретит старого друга? Не сочтёт ли педантом? Наверняка те же чувства ощущал Чацкий, вернувшийся из долгих томительных странствий. Или Дубровский, так стремительно прибывший в родной край…
– Поезд стоит не больше десяти минут, – зычно напомнил проводник, бесцеремонно рассеивая грёзы задумавшегося историка. – Прошу не опаздывать.
Заботливая луна высоко стояла в небе. Её голубоватое сияние пронизывающей пеленой охватывало землю, не давая ей погрузиться в полную тьму. Облака молча и с незримым уважением обходили светило стороной. Дариор возвёл очи к небу. Вот они – русские небеса, и эта русская луна, и этот знакомый русский снег, назойливо сыплющийся на голову. Как долго он ждал этого, как долго врал себе, говоря, что не тоскует по дому! Разве можно было отвернуться от всего этого?
– Господин Одоевский? – глухой голос вновь вырвал историка из омута мыслей.
Новоявленный иоаннит обернулся и внимательно взглянул на нарушителя спокойствия. Это был довольно высокий мужчина, заросший чёрной бородой, в тёплом, в меру поношенном пальто. Его волосы, выбивавшиеся из-под меховой шапки, стремительно развевались на ветру. Губы сильно обветрились, что свидетельствовало о долгом нахождении на морозе. Можно было бы принять этого незнакомца за образец исконно русского жителя, если бы не чрезмерно умудрённое выражение лица. Казалось, что за кожаной оболочкой его головы так и переливаются великие думы.
– Nein! Ich bin Herr Krause, Ingenieur. Was wollen Sie?[1], – настороженно отозвался Дариор, бездарно имитируя берлинский акцент. Что-то явно не понравилось ему в этом незнакомце. Быть может, излишние позывы предусмотрительности? Но откуда тогда этому умнику известно его имя? Для всех
