п-прямо так п-посреди леса?
Комиссар ворчал на протяжении всего пути от железной дороги до самой рощи. По правде говоря, всё это время путникам пришлось тонуть по пояс в сугробах, однако от нытья Мортена ситуация в лучшую сторону не изменялась.
– Бросьте нести чушь, комиссар! – раздражённо крикнул Дариор. Он шёл впереди отряда и разгребал попутчикам дорогу. Так что его положение было ещё более обременительным. Стоял страшный мороз, а Дариор вспотел, как в бане. Тут и до простуды недалеко – иммунитет-то не привыкший.
Сзади послышался ровный голос Банвиля:
– Не волнуйтесь, комиссар: рано или поздно это снежное море закончится, и мы выберемся на берег. Подтвердите, Дариор!
Лейтенант (надо отдать ему должное), в отличие от Мортена, держался с полным спокойствием. Если он и волновался относительно трудностей пути, то никак не высказывал своих сомнений.
– Безусловно, – кивнул Дариор, обернувшись через плечо. – Рано или поздно мы выйдем на одну из дорог, ведущих в город. Здесь их должно быть множество. Да, нам пришлось сделать крюк. Мы могли бы пойти по той тропе вдоль железнодорожного полотна, но на ней, уж наверняка, установлена засада.
Рядом снова раздалось дребезжащее ворчание Мортена:
– Вам всюду м-мерещится с-слежка! Ради излишней б-безопасности вы подвергаете нас зимнему к-купанию! Нужно было не артачиться и идти по той дороге, благо хоть т-такая имелась. А т-теперь и её нет! Оглянитесь – к-кругом лишь белые поля, словно молоко разлили. Г-где уже эта ваша чёртова Москва?
Дариор резко остановился и повернулся к комиссару, едва не столкнувшись с ним носом.
– А чего вы ждали? – гневно воскликнул он. – Дорогих гостиниц? Шикарных апартаментов и ресторанов? Лихих поездок на лаковых тройках? Мы не в Европе, мы в разорванной на куски стране, которая обливается кровью из незаживающих ран! Вокруг враги, нищета и разруха! Мы здесь не затем, чтобы «разливаться в пирах и мотовстве»! Наша цель – оставаться невидимыми. Так что уж, будьте добры, коллеги-иностранцы, не воскрешайте «прошедшего житья подлейшие черты»!
Историк умолк и стал наблюдать, как глаза Мортена привычно наливаются кровью. Комиссар в гневе раскрыл рот, но Банвиль, к счастью, его опередил.
– Это из Грибоедова? – внезапно спросил он. – «Горе от ума»?
– Вы читали? – изумился Дариор.
Банвиль не успел ответить, потому как в разговор снова вмешался Мортен:
– Горе в том, что мы здесь торчим посреди этой чёртовой зимы, этого чёртова леса, этой проклятой страны! – заорал он, ниспровергая голосом порывы бушующего ветра. – Мне плевать на литературу, плевать на ваши советы, Дариор, мне плевать на… на всё! Мы должны срочно выбираться отсюда, пока моё лицо не превратилось в ледяную корку! Будь проклят тот день, когда вы взяли меня с собой, Дариор! Будь проклят тот миг, когда я впервые встретил вас! Пусть воспылает огнём всё то, что мы…
– Замолчите! – воскликнул
