через специальные отверстия в стабилизаторах ракеты и фиксируют. Дальше один крутит, другой направляет медленно ползущие вверх хищные полтонны. Ну а потом все то же самое. Толкнули – закрыли замок – опустили разъем. И так четыре раза на каждый самолет.
Как-то раз, скорее всего зимой или ближе к весне, пришлось мне соответствовать высокому званию. Погода была отвратительная. Сильный ветер почти горизонтально нес над землей то ли дождь, то ли мокрый снег. Температура была плюсовая, но близкая к нулю. Неуютно, холодно, противно. Я залез в свой любимый капонир, укутался в ракетные чехлы и, кажется, читал. Со стоянки все разошлись, жду караула и смены.
И тут приходит ко мне Леня. Офицер из нашей группы. На тот момент он был старшим лейтенантом, двухгодичником. То есть пошел в армию офицером на два года, закончив авиационный институт в Харькове. Тогда я его еще плохо знал, но относился с уважением. И вот подходит ко мне Леня и тихим голосом говорит:
– Понимаешь, нашу эскадрилью перевели в третью готовность. А значит, нужно на все самолеты повесить ракеты. И все разошлись раньше, чем я это узнал.
Ну что делать. Вздохнул я тяжело – очень не хотелось идти на улицу. Но не бросать же начальника в безвыходной ситуации! Вылез из своих чехлов, спрыгнул с внутреннего бортика капонира.
– Пошли, – говорю.
Эскадрилья – это три звена по четыре самолета. На каждом самолете – по четыре ракеты. Итого, нам нужно было подвесить сорок восемь ракет. Половину из них – на улице. У нас были перчатки, но мы их сразу убрали по карманам: железо все мокрое. И ракеты, и пилоны, и лебедка. Промокнут рукавицы – от холода уже не спасут. И вот так, голыми руками, подвесили все ракеты. Ветер, дождь, снег в глаза… Руки коченели, конечно. Закончили уже в сумерках, а может быть, и в темноте. Помню, Леня меня тогда домой позвал и накормил. Но никакого алкоголя не налил: так до самого конца моей армейской службы мы с ним и не выпили. Зато много раз встречались потом, и до сих пор дружим.
А еще у нас в группе вооружения был прапорщик – азербайджанец. Разахан. Большой и добродушный. Как и все азербайджанцы, он был человеком азартным и прекрасно играл в нарды. Сначала я ему, конечно, проигрывал. Но практика у нас была постоянной – и на стоянке, и в казарме, и на боевом дежурстве. В итоге, стал я Разахана в нарды обыгрывать. Он очень волновался и переживал, зато потом как-то позвал нас к себе чай пить. В знак уважения.
Никогда не забуду этот чай – в беседке, увитой виноградом. Был конец лета, виноград уже поспел, со всех сторон вместо стен была лоза и висели спелые грозди. Чай подавался в небольших стеклянных стаканчиках особой формы – азербайджанцы называют их армуды. Этот стакан на середине высоты сужается, а сверху и снизу он шире. Поэтому чай остывает в нем только сверху. И он очень ароматный. Рядом со стаканчиком – блюдце с колотым сахаром, его кладут под язык. Все это в увитой
