рядом, над ухом, вдруг отчетливо услышала его шепот! Она ни с кем бы, ни перепутала его дыхание, его повелительную манеру, его руки и голос. Глаша чуть повернула шею. Сзади был ОН! Владимир! Это он сладкими выпадами входил в нее, жестко распирая тугое лоно. Лицо Махнева исказила гримаса страсти. Глаша задохнулась от счастья, не давая себе отчета в том, что этого просто не может быть. Она прогнулась и стала с силой насаживаться на толстый член.
– Так, так, моя девочка, – хрипел Владимир за спиной.
– Боже! Это ты, любимый!? – кричала она. – Люблю! Я те-ее-бя люблю! Слышишь?! Я люблю тебя…
Упругий гость выскользнул из нее, хрип за спиной, и теплые капли брызнули на поясницу. Она застонала от разочарования. А когда обернулась, то увидела широкоплечую фигуру Горелова. В изнеможении он бухнулся рядом.
– Ты сказала, что любишь меня? – прошептал счастливый Александр Петрович.
Глаша не отвечала ему. Она лежала на боку, горячие слезы текли по воспаленным щекам.
За окном уже брезжил едва заметный рассвет.
– Глашенька, ты спишь? – спустя время он тронул ее за плечо.
– Нет, я хочу в уборную. И пить. И есть я тоже хочу.
Он рассмеялся.
– Пойдем. Ты хочешь помочиться?
– Да.
– А я хочу на это посмотреть.
«И этот туда же…» – подумала она, вспомнив те эпизоды, когда Владимир заставлял ее мочиться у него на виду.
Он потянул ее за руку и повел в боковой будуар. Его ладонь сначала сжимала подсвечник с двумя свечами, но пройдя с ним за порог, он пошарил рукой, нащупал задвижку в стене и зажег в уборной три газовые лампы, которые заметно осветили помещение, сделав видимой каждую деталь. Глафира засмущалась, стараясь ускользнуть от наглого взгляда мужчины.
Газовые фонари осветили будуар. Там была устроена удобная уборная с фарфоровым нужником в кресле и большущей мраморной ванной.
– Александр Петрович, оставьте меня одну, – попросила она.
– Ни за что! – ответил он. – Я же сказал.
Она промолчала, закусив в волнении губу.
– Смотри, у меня здесь есть бак, который по желанию, нагревается снизу печкой, и прямо в ванну течет горячая вода.
Он взял кувшин и налил в него воду.
– Потрогай, она еще теплая, хотя, я грел ее вечером. Ты всякий раз можешь здесь мыться и принимать ванну.
– Отвернитесь, я очень хочу…
– Писать?
– Это же очевидно.
– Нет, обожди минуту. Иди сюда. Залезь в ванну и сядь на ее край. Прошу тебя.
– Ну, зачем? – слабо сопротивлялась она.
– Сядь, я тебе говорю. Сядь и разведи ноги.
Смущаясь, она выполнила его просьбу.
– Шире… И так писай.
– Я так не могу.
– Хочешь, я полью на тебя водой?
