познакомился со многими из нас. Дюйэвен и Дюйэвич очень понравились мне – и он, и она такие молодые. Она застенчивая и хрупкая, но внутренняя сила светится в её глазах… смотрели с ними на летучих рыб. С ума сойти, что мы затеяли. …Конечно, их зовут вовсе не так. Я спросил её, зачем они взяли кельтские имена мужчины и женщины, спасшихся после потопа,… хотя и так понятно – для этих молодых людей, как и для всех нас, сегодня началась новая жизнь. Почему бы не обзавестись новыми именами? Многие протестовали против участия детей, но ведь дети появляются подобно цветам весной. Сотни детей расцветут на этих берегах, и когда-нибудь кто-то из них вынырнет из воды с победной улыбкой на устах. Если у него будут уста… быть может, пасть? Хищная и красивая…
«Пища наша насущная… нам предстоит посадить биллиарды ростков. Сегодня…»
Он закрыл тетрадь и попытался всунуть её на место – «всегда клади вещи на место и победишь», но у него не получилось. Он с досадой бросил её на стол и сел. Тетрадь, покоробленная, в срамных пятнах морского йода, сотни раз просохшая, упрямо раскрылась, как старческая, хорошо организованная и не сдающаяся память. Руки дрожали. Он уронил голову в жёсткий ковш ладоней. Потом снова нашарил карандаш и с трудом выпрямился. Написал:
«В том мире, кажется, что-то происходит. Мы видели, как прошёл караван самолётов… или это была большая стая птиц? Я устал, будь оно неладно. Наверное, я умираю».
Его поразило, с какой лёгкостью он поставил точку на бумаге.
Он уставился в тетрадь, словно не веря в то, что прочитал. Опёрся о край стола и встал. Колени подкосило, и он сел на земляной пол. Возле ножки стола зеленела симпатичная травяная кочка. Лёг на кочку тяжёлой головой в островках щетины и скорчился, натягивая обветшалый мешок, разрезанный в трёх местах, на глаза.
Первый день.
– Когда у тебя вырастет хвост, тебе непросто будет потребовать у президента свои проценты.
– Ну, а вдруг у президента будет хороший характер?
Здоровенный неулыбчивый парень односложно распрощался с лётчиком, снова запрыгнувшим в свой гидроплан. Лётчик выбросил ему последнюю сумку. Сумка издала тонкий стеклянный звук.
– Ого. Там у тебя что-то хорошее.
– Пустые пробирки.
– Так ты эскулап?
Парень пошёл прочь и помахал, не оборачиваясь. Лётчик, продолжая смеяться, задвинул остекление.
Парень остановился. Плотное тельце гидроплана, как спятивший от брачных эмоций дельфин, прыгало по воздуху над мягко вздымавшимися океанскими волнами. Лента побережья у подножия гор постепенно превращалась в муравьиную тропу. Ряд хижин островного типа со столбами посреди крохотных холлов и несколько домов на сваях уже были незримо связаны между собой людьми, снующими с мешками и сумками.
– Это гнездо номер один? – Спросил он, тщательнее,
