самовольного приготовления «сала» непосредственно в городе при своих домах, из-за чего «целого города жители будут чувствовать смрадность… духу».
Наконец, в-четвертых, казна лишится пошлинных сборов, поскольку «достаточные купцы и богатые крестьяне» начнут отправлять сало сухопутным контрабандным путем через Кемь, Кереть, Кандалакшу и другие отдаленные от Архангельска места к шведской границе, чему уже был пример.
Только после того как архангелогородский губернатор представил свое видение главных причин упадка северных морских промыслов, он счел возможным отчетливо обозначить собственную экономическую позицию, открывавшую, по его мнению, наилучшие перспективы развития. В основных чертах это позиция убежденного «государственника», целиком разделявшего популярную в свое время теорию позднего меркантилизма, главной целью которой являлось максимальное привлечение в страну иностранной денежной массы за счет активного внешнеторгового баланса. Сам Головцын сформулировал свою позицию предельно коротко, назвав «основательным и неоспоримым» ее следующее исходное положение: «…Те деньги, кои иностранной купец за сало, так и протчие продукты заплатит, есть приращения богатства в государство»[136]. Исходя из данного положения, он поставил решение вопроса о предпочтительности использования той или иной формы хозяйствования в зависимость от соответствия следующему простому критерию: «…Больше ли за сало денег вступит в государство, естьли б тот промысел был в одном казенном содержании или в вольном, а потом и разсудить, которое из сих двух государству полезнее будет»[137]. Путем несложных подсчетов Головцын доказывал экономическую целесообразность казенного «содержания» промысла, способного ежегодно пополнять казну иностранной звонкой монетой (в пересчете на российские рубли) на сумму свыше 32 тыс. руб. Напротив, частное («вольное») содержание окажется для казны более чем на 9 тыс. руб. убыточнее, к тому же непосредственно занятые в промыслах крестьяне, то есть «…самые настоящие бедные промышленники, за все свои труды не будут иметь надежды к вспоможению в нуждах и ко облегчению их отягощения»[138].
Таким образом, Головцын сформулировал идею государственной монополии на северные морские промыслы как наиболее целесообразную, с его точки зрения, если исходить не из абстрактной идеи всеобщей экономической свободы, а принимать в расчет местную специфику. Обязательным условием существования монополии казны он считал восстановление прежнего, «шуваловского», порядка: «…Чтоб мимо [казенной] компании промышленники и на внутренние росходы никому продать, и у них никто купить не могли, так как и при покойном графе Шувалове строгое смотрение учреждено б было»[139].
По всей видимости, Головцын настолько уверовал в силу своих аргументов, что даже представил императрице отдельный доклад (о нем упоминалось выше), в котором наметил основные принципы
РГАДА. Ф. 248. Оп. 43. Д. 3796. Л. 535.
РГАДА. Ф. 248. Оп. 43. Д. 3796. Л. 535–535 об.
РГАДА. Ф. 248. Оп. 43. Д. 3796. Л. 537 об. – 538.
РГАДА. Ф. 248. Оп. 43. Д. 3796. Л. 536 об.
