вдоль комнат веселые цветастые половики, нарядила кружевами пухлые белые подушки, взмывшие над перинистыми кроватями, повесила на стену портреты себя и мужа, а вокруг портретов симметричными блюдечками разместила картинки румяных барышень. Иконы, одну большую в красивой раме, две поменьше, вешал отец в красный угол напротив входа в светлицу, приспосабливая подле них лампадку. Над круглым столом взгромоздилось широкое зеркало, ловящее в свое озерцо теплые бока оконного солнца. И это солнце еще долго грело новой радостью жильцов величавого дома. А маленький ребенок преумножал радость день ото дня, заставляя взрослых снова и снова пробовать жизнь на вкус.
В год Вовка сказал первое слово. Назвал Катерину мамой. И было это так чудно Тамаре и странно, что ее самый любимый во всем свете человечек называет Чужую мамой. Она даже ночью не могла уснуть, все думая, так поразил ее этот факт.
А уж потом и не заметила, как назвала сама Катерину мамой. Женщина опешила от неожиданности, вскинула брови и от своей необразованности не нашлась, что ответить. Только хохотнула, но как-то по-доброму. А про себя почуяла приятность и гордость женскую.
Мальчик рос, всех в доме объединяя. Тамара называла мачеху мамой, сначала стесненно, умаляя слово на последнем слоге, потом все более выразительней. Семья складывалась.
Как-то раз трехлетний Вовка захворал, и недолго думая, Катерина отправила его в больницу с Тамарой. Та после школы лишь портфель успела домой закинуть.
Закутанного, похожего на торбу, Вовку посадили в сани, запряженные отцом, и девочка, намотав поводья на рукавички, устремила Орлика по заснеженной дороге. У одноэтажного здания Троицкой больницы Тамара безопасным узлом привязала лошадь за чумбур, как учил отец. Брат, капризничая от боязни, путался ногами за полу пальто, но доверительно шел за сестрой.
Врач открыл дверь, оглядел ожидающих пациентов и остановил свой взгляд на краснощеком нездорово сопящем ребенке, за которым едва было видно голову с русой косой и два беспокойных глаза. Врач позвал детей, поманив к себе рукой, и девчушка, сама меньше некуда, с больным малышом вошли без очереди.
С больницы ехали веселей. Тамаре было приятно от добрых шуток врача, а Вовке уже не страшно. На улице к тому времени стемнело, и неполная луна качалась посреди неба, стараясь удержать равновесие.
– Тамал, а почему луна идет с нами? – спросил Вовка.
Несколько раз в месяц привозили кино, и подростки спешили в клуб, искрясь особым торжественным настроем. Иногда с Тамарой отпускали брата, и счастливый Вовка всю дорогу мешался под ногами, прыгая без устали до самого клуба.
Телевизор Тамара увидела впервые в шестнадцатилетнем возрасте. На драгоценную покупку пригласила ее взглянуть одноклассница, и то только в присутствии родителей, страшно гордых приобретением. Телевизором оказалась маленькая величиной с чугунок коробка с крохотным экраном. А чтобы разглядеть едва видимых человечков, говорящих с тем, кто на них смотрел из комнаты,
