Ту и цену не передать. Прогремит вечером телега отцовская за окном, Тамара ну бегом встречать отца. Тот поводья отдает в маленькие руки дочери и сам домой, мол, распрягай. И даром, что девчонка, Тамара отцовской просьбе только рада. Высвободит Орлика от хомута и ремней, седло в чулан повесит, и ведет великана в луга на ночевку. Там перевяжет ему ноги, чтобы далеко не уходил и так ночевать оставляет. Кони они же стоя спят. Им хорошо на воле под звездами. А утром отец идет за ним, мол, на работу, мил друг, пора.
Любила Тамара Орлика всем сердцем, гладила ладонью бока, гладкие, как зеркало, а Орлик головой кивал и так ласково смотрел, будто чего просил. Раз глянул отец в глаза дочери и понял, что ярче звезд не видал. Такой силы любовь ко всему живому была дана природой маленькому сердцу. Тогда-то отец поднял Тамару на руки и усадил первый раз на спину могучего животного. И сам себе он не осмелился бы признаться, что видеть дочь смелым сорванцом для него– гордость и отрада. И похожа она на него была как две капли воды. Лицо вышло красивым овалом, нос прямой и ровный, как по линейке начерченный, подбородок, вперед выдающийся – волевой, а губы бантиком. Только волосы русые как у Клавдии. Сам-то Дмитрий черный жуковый был.
И умом бог дочку не обидел. По учебе одна из первых в школе, в библиотеку ходит, книжки читает. Как-то пришла со школы с сине-красной шишкой на пол-лба. Мать думала, мальчишки синяк поставили, а оказалось, виновата книжка. Зачиталась Тамара по дороге, вот и промахнулась мимо тропки – со столбом столкнулась. Перед сном, пока родители в карты играли, досуг занимая, Тамара опять же читала, не в силах остыть от бегущих событий чужой увлекательной жизни. И уже мать в ночную рубашку облачалась, и отец похрапывал на печке, а Тамара все не могла оторвать глаз от мерцающих буквами страниц.
– Сейчас, мама, лягу, дочитаю только главу, – обещала девочка, но скоро не исполняла своего обещания. И только когда ворча спускался с печки сонный отец, она воровато гасила керосинку, и кружок приглушенного света, сопровождающий книжные образы, нещадно таял. И уже она добиралась на ощупь до кровати в темноте, захлестнувшей густотой, и втискивалась в прохладную берлогу одеяла, а отец все еще продолжал ворчать, позвякивая ковшом для воды.
Подружек у Тамары почти не было. Дружила с соседскими мальчишками. Те принимали ее за свою, такая отчаянная она была. Зимой отец купил Тамаре лыжи. А она с ними – на холмы, с трамплина прыгать. Мать опасалась: не больно дочка взрослая, упадет, не приведи господи, покалечится. А отец только посмеивался, знал, что дочке-пострелу все ни по чем. Хоть махонькая, и возрастом, и росточком в мамину фигуру, а не из боязливых: летом и в лес за ягодами, и в луга одна. Однако и он понимал, что за такой отважной девочкой присмотр нужен. И бывало, что от отца любимице все же попадало.
Однажды в разлив пошла она со старшими ребятами на лодке кататься. Лодку без спроса конечно взяли. Перевернули на берегу и в воду столкнули. Сначала радовались и веселились, потом поняли: несет их к большой реке. От берега
