я боярина. Очень уж вид у него был от тоски болезный. Как у тебя нынче.
– Может, и меня как ни то надоумишь? – кисло попросил Гавша. – Полоцких вон жалеешь. Чего их жалеть-то? Тут чай не Полоцк, а стольный град Киев.
Левкий налил вина себе и отроку. Разговор предстоял серьезный. Комит вспомнил, как его самого надоумил днесь Менахем бар Иегуда.
– Поговаривают, князь киевский скуп стал, дружину свою в черном теле держит? Старшие дружинники еще на серебре едят, а младшие вовсе глиняной посудой обходятся. Так ли?
– Так. – Гавша закаменел лицом.
– Кмети при княжьем дворе засиделись, о ратных походах с богатой добычей только в песнях слышат. Так ли?
– Так.
Оба слукавили: исаврянин для дела, Гавша от обиды, которая стала казаться сильнее. И впрямь ведь – жаден Изяслав, не жалует младшую дружину. Поход же был – ходили на Всеслава в прошлом году, вернулись с добычей. Но – только и всего. Да и град Менеск – не Корсунь и не Царьград. Даже не Новгород, разоренный Всеславом.
– Изяслав и телом стар, и на рати слаб. Всеслава не в бою победил – хитростью и обманом взял. Полоцкий же князь сильный воин. Он мог бы ратную славу своего предка князя Святослава на Руси возродить. О нем и песни уже слагают.
– Полоцкие волхвы и слагают, – хмыкнул Гавша.
– Об Изяславе же слагать и некому, и не о чем. Киевская чернь на торжищах с разинутыми ртами слушает тех самых волхвов… Ты, княжий отрок, вот что реши. – Левкий наклонился к Гавше, приглушил голос. – Лучше ли при Изяславе о жалких гривнах тосковать или при дворе великого киевского князя Всеслава в бояре метить?
– Так уж и в бояре? – засомневался Гавша. – Сперва бы в старшую дружину попасть.
– Всеслав о дружине своей радеет, и в младших кметях у него не застревают. Что до боярства… Кто из киевской дружины первым поймет, что Всеслав вам не враг, тот и окажется с большей прибылью.
– А ты? – Гавша настороженно изучал смуглокожее, горбоносое лицо исаврянина.
– А я при митрополите. – Левкий развел руками. – Он один на всех ваших князей. Тебе думать, не мне.
– Да я уж думал, – признался отрок.
– И что надумал?
– А ничего. В порубах сидят и Всеслав, и его дружина. Чего тут думать.
После вина и мяса Левкий чувствовал приятную истому в теле. Не хотелось больше говорить о делах и князьях варварской Руси. Хотелось заняться образованием молодого дикаря. Великолепно невежественный, восхитительно вульгарный, объездивший не одну девку, этот дремучий скиф в вопросах истинного наслаждения оставался столь же девственным, каким родился.
– Жаль, что ты не жил в Константинополе, при дворце императора. Там ты быстро изучил бы искусство придворной интриги, и заточение в темнице не казалась бы тебе большим препятствием. О, Константинополь – великий город. И люди там совсем другие, не то что здесь. Там умеют все делать по-настоящему, доходя до края и даже заглядывая за край…
– Что
