Не то обидится еще, князю нажалуется. Ишь ты, вырядился, купчина. Чернецов нарядом не удивишь, у них у самих знатные одёжи – дранина да рванина.
Монастырский привратник, слышавший весь разговор, распахнул ворота для телеги.
– Прости, Господи, нас, грешных, – вздохнул он.
– Как бы нам с игуменом Феодосием повидаться? – смущенно спросил его Захарья, входя в обитель.
– Так у блаженного Антония все, – сказал чернец, – отец игумен и князья и воеводы ихние. Обождать надо. А о брате Анастасе там узнайте у кого-нито. – Привратник махнул рукой на монастырское хозяйство. – На месте его никогда не сыщешь.
– Анастас – это кто такой? – еще больше растерялся Захарья.
– Как кто? – удивился чернец, прикрывая ворота за телегой. – Брат эконом. Ключник по-нашему. А я думал, знаете.
В глубине монастыря высилась небольшая бревенчатая церковь. Налево от нее не слишком ровными рядами стояли монашьи жила – кельи. По другую сторону – подсобные клети: поварня, хлебня, трапезная, мыльня, житный амбар и прочее. В клетях и между клетями видны были чернецы, исполняющие послушание на разных работах. Братия рубила дрова, молола жито, копалась в огороде, носила воду. Захарья велел Гуньке править коня туда. У проходившего монашка с мешком на спине спросил о брате Анастасе.
– А вон он.
Брат эконом оказался здоровым коренастым мужиком с рыжей окладистой бородой и связкой ключей на веревочной подпояске.
Узнав суть дела, эконом обрадовался. Тут же снарядил двух чернецов разгружать телегу, а сам пустился в многословный рассказ, желая и Захарью порадовать:
– Завтра у нас праздник Рождества Святой Богородицы, и как на грех вылили вчера последнюю каплю масла. Стал я думать, чем заливать в праздник лампады, и решил добыть масло из льняного семени. Испросил благословения у отца игумена, да и сделал как задумал. А как собрался наливать масло в лампады, вижу: в сосуде мышь утопилась. И когда только успела! Побежал я к отцу Феодосию: так, мол, и так, уж с каким стараньем накрывал корчагу, а все равно этот гад проник и масло осквернил! Отец игумен мне и говорит: сие божественная воля. Маловеры мы, говорит. Нам, брат, следовало возложить надежду на Бога, который может дать все, что потребно, а не так, говорит, как мы, потеряв веру, делать то, чего не следует. И из святого Матфея слова привел: птицы небесные не сеют и не жнут, и в житницы не собирают, а Господь их питает. Так и мы, чернецы Божьи, должны. Ступай, говорит, вылей свое масло, подождем немного и помолимся. Бог подаст нам деревянного масла с избытком. Так и сбылось слово отца нашего Феодосия! – с широкой улыбкой заключил брат эконом.
– Что ж, и мед у вас кончился?
Захарья беспокойно глядел на Несду, будто опасался, что и мед в самом деле вчера доскребли.
– Мед? – озабоченно переспросил ключник. – Не-ет, меду еще оставалось немного. Дня на два.
– Угу, – сказал Захарья. – А как бы мне с настоятелем словом перемолвиться? Долго ль его ждать надо?
– Зачем ждать? – удивился брат Анастасий. –
