было совершено то или иное деяние. Вот, чему, пожалуй, и стоит верить.
Но с другой стороны, если база личности твоей на протяжении жизни практически неизменна, сильно ли будут отличаться такие персонажи как ты-ребёнок и ты-взрослый?
В раннем детстве, когда действительно ещё рано и блистать умом, и щеголять собственным вполне сформировавшимся мировоззрением, такое правило, как руководство добротою, всецело работает. Другое дело – это ранние, средние и поздние подростки. Гормоны, эмоции, синтез такой сложной субстанции, как восприятие жизни – всё это, несомненно, влияет и на мысли, и на поступки. Однако суть не совсем в этом. Если память твоя, и в принципе большинство мозговых функций уже работают, и работают стройно, отчего ты должен анализировать мир иначе, чем тот же ты, но уже зрелый?
В двенадцать лет, когда в крови всех моих одноклассников уже давно бушевал американский торнадо, я, затаив дыхание, только предчувствовала наступление неотвратимого смерча. При всём том, жилось мне, как я полагала, на несколько порядков лучше и, если бы меня тогда спросили, горю ли я желанием вступать в переходный возраст, я бы точно одарила любопытствующих недвусмысленным осуждающим взглядом.
Девочки, стоя кучкой в школьном коридоре, начинали украдкой посматривать на местечко у противоположной стены, где, подобно колониям бактерий или одноклеточных водорослей, слипались мальчишки. На переменках, вместо привычных ребяческих шуток, одноклассницы выпытывали друг у друга, кто с кем целовался и кто кому нравится. Ребята же, напротив, вели себя как совершенные дети и, охваченные новым увлечением, любили схватить первый попавшийся учебник, чтобы затем, пока учитель не видит, подпрыгивая галопом, начать бросать его друг другу через весь класс под возмущенные крики хозяина вещи. Если описывать вкратце, моё окружение занималось самыми обычными что ни на есть делами для нашего нелёгкого возраста.
А я – да что я? Я продолжала проводить время с лучшей подругой Сиршей, устраивать хулиганские выходки с Грейди и иногда по воскресеньям вместе с папой и Марти смотреть по телевизору футбол. Сестрёнка моя, стоило ей только пойти в школу, внезапно для себя самой сделалась ярым фанатом клуба Шемрок Роверс, и, выцыганив себе на день рождения их форму, теперь частенько притыкалась к папе под бочок, когда тот сидел на диване в зале, с просьбами включить спортивный канал. Отец сначала удивлялся, мол, откуда у тихой младшенькой такая любовь к подвижным играм. Ведь ни Лу, ни Грейди никогда не видели в футболе ничего интересного. Как бы папа ни старался привить им симпатию к активным видам деятельности, первый не желал ни на секунду отрываться от своих стихов и музыки, а второй на пару со мной проводил дни за изучением флоры и фауны графства Голуэй. Что же до Рэй – она вообще была персоной неспортивной и предпочитала беготне на свежем воздухе такие спокойные и не нервные дела, как чтение или рисование. И только Марти сполна откликнулась на папины призывы и со всем своим маленьким сердечком, никогда не видевшим обратной человеческой связи, разделила с отцом его увлечение. В школу моя младшая
