безвыходном положении.
Как раз в это время я получил приглашение прочитать что-нибудь в закрытом заседании «Общества любителей духовного просвещения» в Московском епархиальном доме.
Я охотно согласился и назначил к чтению лекцию на тему: «Друзья и враги христианства в XX столетии». Основной задачей этой лекции было желание познакомить членов этого общества и, главным образом, православных миссионеров с постановкой внутренней и внешней миссии западноевропейских и, главным образом, христианских вероисповеданий Америки.
Для этого у меня имелся очень богатый материал, и, когда затем я повторял эту лекцию много времени спустя в одном из петербургских закрытых собраний, она вызвала одобрение многих представителей Православной Церкви, слышавших ее.
Но здесь, несомненно, по воле Божественного Промысла произошло следующее, совершенно неожиданное для меня обстоятельство.
Против меня выступал официальным оппонентом один очень известный миссионер.
Имея в виду, что будет читать лекцию завзятый спирит и, следовательно, еретик, этот миссионер приготовился и запасся целым арсеналом выписок, справок из моей личной литературы по спиритизму и, очевидно не желая оставлять неиспользованным свой материал, выступил с возражениями не по существу лекции, а по существу моей деятельности, и в крайне резких формах: ко мне – как к спириту, а к спиритизму – как к антихристианскому учению вообще; хотя, повторяю, я в своей лекции ни одного слова не говорил ни за, ни против спиритического учения. Это произвело на меня самое удручающее впечатление.
И милосердный Господь в эту-то тяжелую минуту для меня и пришел ко мне для спасения моей души.
После довольно продолжительных моих прений с указанным выше оппонентом, которые приняли уже чисто личный характер, встал в высокой степени смиренный, любвеобильный и в голосе, и в манере говорить, очень молодой человек, архимандрит одного из крупных московских монастырей, и, заявив, что он не оправдывает резкости в выражениях моего оппонента, хотя принципиально соглашается с ним, советует мне, после моего большого знакомства с западными проповедниками, на которых я ссылался в своих лекциях, непременно побывать в Оптиной пустыни и побеседовать с оптинскими старцами.
Все это было сказано так тепло, так хорошо, так любовно, что после того жестокого отношения ко мне, которое я только что пережил, слова этого истинного слуги Христа показались мне словами как бы Ангела Небесного и не только ободрили меня, но и приуготовили мне тот путь, который, как мы увидим ниже, спустя несколько месяцев был так необходим мне.
Переносясь мысленно к этому больному, очень больному и для моего самолюбия, и для моей души событию, спокойно обсуждая его теперь, я ясно вижу здесь мудрую волю Господа. Не будь я так приподнят, так наэлектризован кажущейся несправедливостью моего оппонента, я не обратил бы такого исключительного внимания на слова дорогого теперь моей душе архимандрита; они не запечатлелись бы так глубоко в мою душу
