ты изменилась, выросла, стала дроттнинг, – возразил я.
Она не спорит больше, оставаясь при своём странном предубеждении против Ньорда.
Но этот разговор происходит куда позднее, уже к зиме.
А вначале, мы первым делом нашли форт, из которого Гуннар и Исольф послали гонца с вестью о чуме. Но форт мы нашли уже пустым и мёртвым. Мы не входили внутрь, так и не знаем, может быть, сожгли его вместе с трупами наших двоих друзей. Но об этом мы не стали даже говорить…
Теперь мы никого не ищем, теперь мы идём по картам, что были составлены в Свее учениками Дионисия. Теперь мы и проверяем каждую деревню, каждый хутор, каждый форт. Если находятся заболевшие, мы запираем поселение, выставив кордон из нескольких ратников вокруг деревни, готовых без предупреждения поразить стрелами любого, кто решится вырваться.
Я запретила приближаться к бондерам ближе, чем на десять шагов, никого не бить мечами, только из луков или копьями, только с расстояния. Чтобы ни кровь, ни дыхание чумы не могли коснуться никого из моих людей.
Всем нам потребовалась не то, что храбрость, это было у всех, кто пришёл со мной. Гораздо сложнее запереть сердца замками. Так я и сказала им, моим воинам, когда стало ясно, что чуть ли не четверть страны нам придётся сжечь.
– Воины! Почти всем из вас довелось участвовать в боях шесть лет назад и все вы бесстрашно сражались на полях двух великих битв, объединивших Свею. Но теперешний враг значительно страшнее и опаснее.
Я обвела моих воинов взглядом. Я так хочу, чтобы они услышали меня. поняли меня. Сердцами почувствовали мою правоту. Поверили. Поверили до конца.
– Теперь враг может скрываться в любом человеке, в ребёнке, которого вы пожалеете, в прекрасной девушке, в старике или мужчине. В собаке и котёнке, приластившейся к вам… – я перевела дух. – Помните, сейчас вы можете верить только себе и мне. Следите друг за другом, не скрывайте, если вы заболели… Это страшно, то, что я говорю, но если к нам в лагерь проникнет хотя бы одна чумная блоха, мы умрём все, – я посмотрела на них, каждому в лицо, в глаза. – Поэтому мы должны… каждому придётся следить друг за другом и за собой. Если мы будем осторожны, если сделаем всё, как я говорю, если запрёте ложную сейчас жалость в дальние уголки ваших сердец, чтобы выпустить в лучшие времена, не заболеет никто из нас, и мы все вернёмся домой. Спасём Свею и вернёмся! Всё, что здесь придётся сделать вам, перед Богами я беру на свою душу. За всё, за всех вас, за каждого, отвечу я… – я опустила голову, уже теперь ощущая, какую тяжесть я взваливаю на свою душу.
Но у меня нет права струсить и отступить. Я – дроттнинг, я обязана, я в ответе:
– Кто боится, кто не верит мне, уходите сейчас назад, пока вы можете вернуться. Пусть на ваши места придут те, кого не испугать.
Острожели лица, погасли улыбки. Сосредоточенная бледность покрыла их все, сразу сделав старше. Никто не ушёл. Ни один. Все поверили.
И дальше нам было страшно каждый день…
Страшно было запирать деревни и форты, вывесив чёрные стяги высоко над ними.
Страшно было сжигать
