Леона, прежде, чем он начал защищаться? Десять, двадцать, пятьдесят? Дядя не шутил и не думал останавливаться. Эймар неумело отбивал удары, пятясь к ограде, пока не уперся в резные ворота. Железные прутья впились в плечи – дальше отступать некуда. Тогда мальчик и понял, что никто его не защитит. Отец занят книгами, мама погибла, даже Леон теперь стал врагом. Он сам должен себе помочь, и так будет всегда. Дрожь в ногах ушла, появилась злость. Эймар с криком бросился на Леона и сумел отбить атаку. Дядя опустил шпагу и пообещал выписать учителя фехтования из Ларижа.
Школяры на время забыли про него и потешались над новичком, неуклюжим белобрысым мальчишкой. Тот покорно сносил побои, а потом плакал, забившись в угол. И однажды Эймар не выдержал – вступился. Толком не умея драться, он яростно молотил кулаками по спинам, кусался, лягался. Знал только, что надо во что бы то ни стало добраться до Щербатого и оттащить подальше от новичка. В память врезалось растерянное лицо задиры, когда они повалились на пол и кубарем покатились по ступенькам. Щербатому не повезло – тот ударился головой, потерял сознание. А Эймар, весь в синяках и ссадинах, вышел победителем.
С тех пор его обходили десятой дорогой – и бывшие недруги, и белобрысый новичок. В школе при дворе дукэ на мальчика косо посматривали даже учителя. Эймар не сразу понял, что его боятся – разноцветные глаза считались дурным знаком. Единственным другом по-прежнему оставался Леон. Их связывали две страсти – фехтование и воспоминания о Флории.
От заикания Эймар со временем избавился, но некоторые слова так и остались камнем преткновения. Т-т-туары. Т-т-тени. От-т-тец. Даже проговаривая их про себя, он спотыкался на первых слогах.
Юноша так и не показал Леону колючий камешек, все прятал тесемку под рубашку, хоть сам давно не верил в волшебство. Сила и злость – вот секрет успеха. Хрустальная цитадель, башни, чары саламанкеро – детские сказки. Он вырос. А от прошлого остался только камешек. В память о матери…
Зато квартал Баккарассе был величиной постоянной (вот же словечки в голову лезут, и зачем отец про господина Файхмана вспоминал?). Помойка помойкой, грязнее места во всем городе не сыщешь. Вообще-то Леон взял с Эймара слово не ходить сюда, но сегодня он нарушит обещание – в честь своего паршивого настроения.
Перебежал дорогу облезлый пес, остановился, принюхался и недовольно зыркнул – мол, ходят здесь всякие. «Еще ты с меня плату затребуй», – хмыкнул юноша. Слева – в том направлении, куда убежал пес, – надрывая глотки, орали матросы. Значит, ему туда.
Эймар прислушался – судя по голосам, человек десять. Может, сразу сбегать к Урсу за подмогой? Моряки в чужом порту не церемонятся, их не просто успокоить. «А, струсил!» – раздался в голове ломкий голос Щербатого. Нет, никого он звать не будет, сам справится!
Резкий девичий крик положил конец раздумьям. Юноша рванул с места, побежал. Первый переулок, второй – пусто. Крик становился
