получали необходимое количество верховых лошадей и провожатых. Для измерения понижения уровня реки Маныч я и мои сотрудники на протяжении всего нашего путешествия должны были неизменно находиться друг от друга на расстоянии 15 – 20 верст (16 км до 21,32 км), чтобы каждый из нас мог в определенное время добраться до нужного места, сделать барометрические наблюдения, продолжить путь, дабы в следующем месте остановки повторить те же наблюдения в согласованное время. И такой ритм измерений должен был непрерывно продолжаться сколь это возможно долго, пока обстоятельства позволяли нам двигаться вперед, – как я желал и сначала надеялся, – до самого Каспийского моря. Таким образом, мы могли встречаться лишь ночью для обсуждения путешествия и выработки плана на следующие дни. Эти измерения, которые нашли отражение в научной статье, были основной целью нашей вылазки; посему у нас не оставалось особо много времени и внимания для других вещей. И, тем не менее, мы с интересом наблюдали особенности тамошнего населения, – простодушных и мирных калмыков.
Калмыки живут как настоящие номады и очень сильно зависят от этой глубоко укоренившейся привычки к кочевой жизни. То, что в другие времена и при других обстоятельствах являлось для них необходимостью, с некоторых пор, когда появились возможность и предложение вести оседлый образ жизни, – а это также встречается среди калмыков, – стало жизненной потребностью и сладкой привычкой. У них очень своеобразные религия, язык и обычаи, и вряд ли можно ожидать, что пример соседей заставит их иметь постоянное место жительства. Дело в том, что нередко, как уверял меня калмыцкий священник, оседлый образ жизни не вяжется с религиозными принципами: например, если вы хотите летом заложить запасы сена, чтобы зимой оградить своих лошадей и стада от частого угнетающего голода, – это уже становится сближением с чужеродным для калмыков образом жизни. Мне пришлось увидеть лишь одно исключение из правил, но не в этих местах, а через год и у Астрахани, где я познакомился с калмыцким князем Сербечабом Тименевым,28 правителем Хотоутовского (Хошеутовского) улуса 29, который был по-настоящему оседлым: в его доме, возведенном с хорошим европейским вкусом, имелись гостевые комнаты, бильярдная, отдельная кухня и погреб; он собрал вокруг себя много слуг, большею частью калмыков, но в то же время его главным конюхом был немец по рождению. Дом вместе со всеми необходимыми пристройками, кибитками и весьма импозантным калмыцким храмом, который построил князь, выглядел как довольно значительное поместье, куда привлекал каждого образованного путешественника простодушный нрав гостеприимного владельца. Мне было вдвойне приятно находиться здесь отчасти потому, что совершенно случайно в это же время в гостях у князя оказался г-н проф. Кристофер Ханстен (Christopher
Hansteen)30 из Христиании, – мы оба возвращались домой: он из Сибири, а я с Арарата. Князь Тименев (Сербеджаб Тюмень) получил звание полковника казачьих войск; эти войска более всего
