радостно, хоть и не без некоторого плохо скрываемого изумления снова аплодируем. Исаакий, словно огромная каменная черепаха из магазина амулетов, невозмутимо моргает единственным глазом, устремленным в небо, и потягивает лапы-колонны, похоже собираясь ползти, как гора к Магомету, но все еще ожидая движения навстречу.
– Дурдом какой-то! – шепчет мама на ухо папе, а тот радостно соглашается:
– Угу!
Похожие реплики прокатываются по толпе тихим каноном, после чего на тумбу, как по команде, выскакивает несколько хороведов и почему-то джазовый критик и, как мы его называем, «джазовед всех времен и народов» Владимир Фейертаг. Фейертаг говорит пару слов об американских спиричуэле, и даже самые прожженные толкователи метафор не понимают, к чему это он (а он это, подозреваю, чтобы разрядить обстановку и поговорить на интересующую его тему с приятными людьми, раз уж он сюда пришел и они пришли). А за маленьким крепеньким Фейертагом на тумбе, тихонечко подпевая сами себе, начинают выхаживать народным степенным шагом несколько женщин в русских национальных костюмах, как бы зачиная хоровод. Постепенно они берут в оборот Фейертага, который до последнего восхваляет спиричуэле и даже пытается наладить искусствоведческую параллель с тем мотивом, который хороводные заводилы продолжают напевать, а те поют всё громче и громче, спускаются с тумбы, подхватывая народ, руку за рукой, и вот уже вместе с ними поем и мы – незатейливую песенку на стихи Маяковского и Юлия Кима «Съезжалися к загсу трамваи».
Этот бодрый вальсок потихоньку, душу за душой, втягивает несколько тысяч петербуржцев в хоровод, который медленным пружинящим приставным шагом двигается в направлении собора, опоясывая его одним, двумя, тремя кругами, давая возможность всем пройти друг мимо друга, поприветствовать знакомых, перекинуться парой фраз, порадоваться встрече, даже иногда обменяться телефонами и обещанием позвонить и зайти на чай.
ОМОН в круг демонстративно не берут, хотя видно, что солдатикам тоже хочется примкнуть к общему празднику. Но проклятая петербургская избирательность и гордыня вытесняют их, как инородное тело, за пределы своего круга, и это стратегически зря, потому как вальсировать с ОМОНом можно было бы чуть подольше. А так он справедливо обиделся и, раздув обиду до размеров действия, начал потихоньку ставить блоки и мешать движению плавно текущего под простую, нарочито пролетарскую музыку круга поющих.
Съезжалися к загсу трамваи —
там красная свадьба была…
Жених был во всей прозодежде,
из блузы торчал профбилет!
Эх, гости солидные, видные,
А теща вальяжная, важная,
Невеста румяная, пьяная,
Но вовсе не от вина.
– Первый раз вижу такой митинг, Сашка! Вот уж не думала! – Это говорит мне счастливая раскрасневшаяся мама, толкая меня в бок, а папа вторит с другой стороны:
– Ой, смотри, твой профессор-крестный! Здрассьте, Пал григорич!
Вот
