* *Гости расходились под утро, еле двигая ногами. У входной двери произошла неожиданная стычка Маргариты с Львом. Он был пьян, и грубо схватил её за руку, когда она, прощаясь с Костей, поцеловала его в щёку. Вырвав руку со словами: «Пьяный Отелло ― страшней трезвого Дракулы», Маргарита взяла Костю под руку, бросив Льву: «Меня проводит Константин». Через пару часов Костя вернулся, празднество продолжили втроём на кухне. Спать Мельников уложил друзей на безбрежный кожаный диван.
Когда Дмитрий открыл глаза, его ноздри учуяли идущий из кухни аппетитный запах, уши уловили голоса, чуть слышную музыку и звон посуды. Чувствовал он себя совершенно бодрым. Умывшись, прошёл на кухню, где Костя сервировал стол, а Мельников в халате, жарил на огромной сковороде яичницу с ветчиной.
– Ну, ты и горазд поспать! Я уже хотел тебя идти будить, братишка. Присаживайся к нашему шалашу. Пивка или водочки? ― хлопнул друга по плечу Костя. Он, кажется, уже успел «причаститься».
– Не прикасаться к спиртному без моей команды! Сейчас я положу из этой сиротской сковородушки яичницы на ваши тарелки, и тогда можно будет и выпить. Коллегиальность, господа, коллегиальность и иерархия. Что у нового поколения тормозов совсем нет? Перед вами мужчина в возрасте, разменявший пятьдесят пять лет, а вы в его присутствии собираетесь устроить попойку, забыв, понимаешь, всякие приличия, – прикрикнул шутливо на Костю Мельников.
– Ладно тебе, Петрович, – рассмеялся Константин. – Какая иерархия? Ворчишь – это верный признак старения. Я про эту иерархию еще, когда на заводе работал, наслушался. Заводские старожилы нападали на молодежь, мол, какая-то она не такая пошла, эта самая молодёжь. Вот в наше, мол, время было, о-го-го – вот это молодёжь была! Потом эти люди, которые нас хаяли, старели, уходили, и та самая молодежь, которую они хаяли, уже сама постаревшая и заматеревшая, в курилке заводила ту же бодягу: мол, вот в наше время была молодёжь.
– Да, шучу я, племяш, шучу, – ответил Мельников, неся шипящую сковороду к столу. Кладя большие порции в тарелки Кости и Дмитрия, он продолжил:
– А ты, дорогой Константин, по сути, произнёс сейчас спич из Экклезиаста. Налей-ка мне крепенькой.
– Что за зверь такой Экклезиаст? – с интересом спросил Костя, разливая водку в рюмки.
– Это из Библии, о том, что ничего в мире не меняется, только внешние признаки, – ответил Мельников. – Давайте-ка, за вас за молодых и выпьем.
Позже они сидели в уже прибранной гостиной, пили кофе, курили. У эркера на подставке стояла картина, накрытая плотной тканью. Костя, оглядев гостиную, удивленно спросил у дяди:
– Дядя Володя, я только сейчас заметил, что в твоей квартире нет ни одной картины кроме этой, накрытой простынёй. Помнится, в мой последний визит к тебе, все стены были в картинах и офортах. Куда они подевались?
– Что подарил, что продал, – ответил Мельников. – Все свои угасающие силы бросил на работу вот над этой картиной.
Костя произнеся:
