на берегу, хотя бы ради того, чтобы отвлечь его мысли, но она дала отцу слово никому не рассказывать.
Гильом уже одевался, повернувшись к жене спиной. Плечи у него напряглись, когда он накидывал налатник и затягивал пояс.
– Может, известие пришло… – робко начала Алаис.
– Это не оправдание.
– Я…
Алаис осеклась. «Что ему сказать?»
Она подняла с кровати плащ, протянула мужу и нерешительно спросила:
– Ты надолго?
– Откуда мне знать, если неизвестно, по какому случаю совет? – буркнул он, еще не остыв. Затем гнев разом схлынул. Он повернулся к ней, и взгляд его смягчился. – Прости меня, Алаис. Ты не отвечаешь за поведение твоего отца. Ну вот, помоги же мне…
Гильом склонился, чтобы Алаис легче было дотянуться до пряжки. И все-таки ей пришлось встать на цыпочки, чтобы застегнуть круглую, медную с серебром застежку на его плече.
– Mercé, mon cor, – поблагодарил он, когда она справилась. – Ну вот, теперь выясним, что стряслось.
– Возможно, все пустяки. Утром перед нами в крепость въехал гонец, – сказала она и тут же осеклась.
Теперь муж наверняка спросит, зачем она так рано выезжала в город с отцом. Но Гильом вытаскивал из-под кровати меч и не вслушивался в ее слова.
Алаис наморщила нос, когда металл ножен заскреб по камню. Для нее этот звук всегда означал разлуку с мужем, уходившим от нее в мужской мир.
Поворачиваясь, Гильом краем плаща задел сыр, неудачно пристроенный ею на краю ночного столика. Дощечка опрокинулась и со стуком упала на пол.
– Это ничего, – поспешно сказала Алаис, опасаясь рассердить мужа новой задержкой, – слуги уберут. Ты иди. Возвращайся поскорей.
Гильом улыбнулся ей и вышел.
Когда его шаги затихли в коридоре, Алаис огляделась. Куски сыра валялись в соломе, устилавшей пол, мокрые и неаппетитные. Она вздохнула и нагнулась за подставкой.
Дощечка стояла торчком, застряв между деревянными балками. Поднимая ее, Алаис нащупала пальцами какие-то углубления и повернула к себе обратной стороной, чтобы рассмотреть. На темной полированной поверхности был вырезан лабиринт.
– Meravelhôs! Как красиво! – выдохнула Алаис.
Зачарованная гладкими изгибами линий, сходившихся к центру сужающимися кругами, она пальцем проследила узор. Прекрасная, безупречная работа, выполненная любовно и тщательно.
Что-то шевельнулось в памяти. Алаис приподняла дощечку, уже уверенная, что видела что-то похожее раньше, но воспоминание отказывалось выходить на свет. Она даже не сумела вспомнить, как к ней попала эта дощечка. В конце концов она бросила гоняться за ускользающей мыслью.
Алаис позвала свою служанку Северни, чтобы та прибрала комнату. Потом, чтобы не гадать, что происходит сейчас в Большом зале, занялась собранными утром растениями. Но, связывая пучки корешков, зашивая в мешочки целебные травы, готовя бальзам для ноги Жакоба, она то и дело переводила взгляд на немую дощечку, надежно
