чтобы барин выпил хоть рюмку! – заметил смышленый Михайло. – Выпей, барин, право, выпей; и голова заживет, и согреешься, и на сердце сделается веселее, а то смотри-ка какой ходишь: точно тебя всего изломало… Наш барин этаких гостей не любит, он любит, чтобы у него весело смотрели… Право, выпей!..
«А что и сам-деле, отчего не выпить? – подумал Никеша. – Может и легче будет». И он выпил: ему понравилось, предложили выпить другую – не отказался, сытно закусил и повеселел совершенно. Он не отказался бы, может быть, и от третьей, но водки уже не было: попеременно сторожа у дверей, чтобы не вошел кто лишний, лакеи, живо опустошили графин, поели закуски и вышли как ни в чем не бывало. Никеша был пьян и весел, забыл о потере денег, об изорванном фраке, оставил намерение проситься у Рыбинского домой – и смело, свободно похаживал по бильярдной, ухмыляясь лакеям, проходившим мимо и весело подмигивавшим ему на опустошенный графин. Часа через два после этого проснулся Рыбинский, поднялись прочие гости, Никеша был позван к ним, ему подали горячего чаю с мягкими булками, с вкусными сухарями – и Никеша блаженствовал, забывши совершенно о доме и ожидавшей его работе. Рыбинский упросил своих гостей остаться еще на день, а Никеша даже и не заикнулся о том, что ему пора бы домой. Он был окончательно успокоен и утешен за будущее, когда Рыбинский приказал дать ему из своего гардероба целую пару платья взамен изорванного фрака. Никеше было приказано немедленно нарядиться в новое платье и в нем оставаться. Сюртук Рыбинского, надетый на Никешу, был так длинен ему, что полы почти таскались по земле; каждое движение Никеши в этом новом костюме возбуждало общий смех, но он уже не боялся и не стеснялся от этого смеха, а напротив, старался даже поддерживать его. Одним словом, учился быть шутом.
После утреннего чаю тотчас же началась карточная игра и продолжалась до вечера. В продолжение ее Никеша был забыт, но он старался напоминать о себе разными услугами, привыкая к новой роли: служить на посылках, к чему оказывался очень способным к удовольствию лакеев, которых он своим присутствием при господах избавлял от необходимости торчать у притолоки в ожидании господских приказаний. Никеше нескучно было сидеть около карточного стола, потому что он видел себя в господской компании, а в другой комнате стояла сытная закуска, к которой сначала робко и редко, а потом смелее и чаще он наведывался, видя, что на это никто не обращает внимания.
Вечером опять явились на сцену цыгане и Параша. Началось пение и пляска, в которой по общему требованию и к общему удовольствию принимал участие и Никеша. День заключился такой же оргиею, как и накануне. Осташков был пьян вместе с другими, но уже умел повести себя так, что не был выведен насильно, и находясь уже в дружественных отношениях с лакеями, был положен на ночь в теплой комнате и даже снабжен подушкой и одеялом. Отсюда он мог вывести для себя новое правило, что в господских домах нужно расположение не одних господ, но и лакеев и что, услуживая господам, не мешает искать приязни и покровительства у прислуги. Впоследствии он убедился в этом совершенно и постоянно руководствовался
