положен пуховик и несколько подушек, служил ночным ложем Комкова. Перед диваном стоял раскрытый ломберный стол; несколько кресел, письменный стол с чернильницей без чернил и разбросанными беспорядочно газетами, шкаф для платья, которое, впрочем, никогда в него не вешалось, а лежало по стульям и столам, довершали убранство комнаты.
Войдя в кабинет, Комков тотчас же лег на диван.
– Дай-ка, брат, подушечку оттудова, с того дивана! – сказал он Осташкову. – Да поищи, пожалуйста, не найдешь ли там кого из этих мерзавцев. Вот, братец, и много прислуги, да никого нет… Этакие шельмы…
В эту минуту в кабинет вбежал слуга Комкова и вслед за ним другой.
– Где вы живете, скоты этакие? Барин приехал, некому встретить, дом пустой, во всем доме никого нет. Где вы были?
– Обедали-с!
– Обедали… так, я думаю, можно бы кому-нибудь остаться, не всем вдруг уходить?…
– Да позвали обедать, так мы и пошли…
– А дом пустой и оставили… Ну, вы выведете меня из терпения: уж я вас поверну… я вас всех в солдаты отдам, всех передеру, мерзавцы, всех на поселение сошлю… Ну, что стали?… Подите вон… Эй, погодите… Позови ко мне Марфу… А ты подай трубку… Нет, уж я вас распустил, надо за вас приняться… Погодите вы у меня…
В кабинет вошла женщина лет 45, в ситцевом платье, затасканном и засаленном, застегнутом только на два крючка, за отсутствием прочих, чрез что образовалась прореха, сквозь которую виднелась грязная рубашка. Голова ее была повязана большим шерстяным платком, концы которого обмотаны вокруг шеи и завязаны сзади. На добродушном, но бледном и худом лице смотрели большие впалые глаза как-то тускло и робко; грязные, грубые руки держала она неловко, локти врозь, точно не знала, куда их девать, и беспрестанно подергивала пальцы. Это была ключница и домоправительница Комкова, старшая женщина в доме.
– Что это, Марфа, совсем ты людей избаловала, – с упреком сказал Комков. – Как это можно: приехал я, ни одного человека нет в комнатах, встретить было не кому… На что это похоже…
– Да обедать ходили! – отвечала Марфа, перебирая пальцы.
– Да что из этого, что обедать ходили, все-таки не следует дома пустого оставлять…
– Да я в комнатах оставалась…
– Так хоть бы ты нас встретила…
– Я думала, что тамоди выбежал кто из кухни: ведь видят, что барин приехал…
– Ну вот видишь, а между тем никто не выбежал… Да и тебя не было… Я кричал, никто не отозвался…
– Нет, я точно была… да увидела, что вы приехали, так побежала кликнуть людей-то…
– Ну вот видишь: сама побежала, точно некого было послать…
– Да и то никого не было… Все разбежались…
– Видишь, ты как всех избаловала: сама должна дом сторожить, сама за людьми по кухням бегать… Ничего тебя не боятся… Зачем ты их балуешь…
– Да уж воля ваша, Яков Петрович, я уж и сама не знаю, что мне и делать: совсем народ избаловался… Ничего не слушаются… Говорю, говорю,
