не про то я тебя спрашиваю: есть ли вина, сыр, икра, колбаса… вот из этого…
– Да этого всего есть…
– Всего есть!.. А после подашь, как, помнишь, в тот раз, такой колбасы, что топором надо рубить, либо сыра гнилого… Ведь, чай, давно куплено, давно бережешь?…
– Да не так чтобы очень давно… Вот как допрежь того покупали…
– Да много ли всего?
– Ну, немного…
– Ну, следовательно, сейчас надобно послать в город… купить всякой провизии… пошли сейчас приказчика…
– Слушаю… да приказчика-то нет…
– Где же он?
– В село уехал.
– Зачем еще?
– Да дьякон звал: именинник он сегодня, а приказчик-то ему кум, так и звал…
– Ну вот еще! Пьян, я думаю… Ах ты Боже мой!.. Ну пошли там кого-нибудь…
– Так кого же прикажете?
– Ну, кого хочешь… Вот, Марфа, ведь это надобно все бы заблаговременно закупать… Вот меня не было, что бы съездить?…
– Да я подумала так, что есть всего, так что, мол, зачем деньги-то изводить даром.
– Да ведь мало, говоришь, всего…
– Ну, маленько…
– Следовательно, и надо было купить…
– Ведь не знала, Яков Петрович, что гости-то будут… Ну, и пожалелось денег-то…
– Да не жалей ты, пожалуйста, никогда… только, чтобы было все… Брось ты эту бережливость, ради Христа…
– Кто же станет беречь-то, Яков Петрович, и то все тащат… – проговорила Марфа даже с сердцем…
– Ну, ступай… С тобой не столкуешь…
– По мне, как угодно: я, пожалуй, не стану беречь, так кто же дом-то соблюдет… На кого понадеяться-то можно?…
– Ну, ну… Поди, посылай же только поскорее…
Марфа вышла, бормоча что-то про себя. На добродушном лице ее выражалось оскорбление. Комков смеялся, смотря вслед ей.
– Ах, Марфа, смешная старуха! – проговорил он добродушно, повертываясь и укладываясь на диване попокойнее. – А дорого бы, кажется, дал за хорошую экономку! Не знаешь ли, Осташков, где хорошей экономки?
– Не знаю, батюшка… Вот бы вам тещеньку мою, только что не пойдет разве, а та уж двадцать лет при ключах ходила в барском доме. Разве прикажите поговорить: может, и пойдет?…
– Нет, братец, ведь это я так только сказал… Мне со своей Марфой не расстаться… Она только одна и бережет меня, другая на ее месте кругом бы меня обворовала… Правда, она тиха, бестолкова, нераспорядительна, за то она никогда ни на кого с жалобами ко мне не ходит; ссор я никаких не слышу, а если бы у меня завелась какая экономка строгая да взыскательная, да стала бы с людьми ссориться, да ко мне жаловаться ходить… я бы просто с ума сошел либо из дома совсем убежал… Ну а теперь по крайней мере все тихо и меня ни в чем не беспокоят, а мне это дороже всего… Эх-ма…
– Добродетель-то ваша велика! – проговорил Никеша, стараясь подражать Прасковье Федоровне и робея при мысли:
