была при нем, на всякий случай.
«Нет, я не такой, чтобы за сигарету деньги брать или что-то еще – на здоровье», – он протянул ему курительный девайс.
Парень, похоже, совсем спятил, предложив «дурь» идущему ему навстречу сержанту, со сморщенным, как печеное яблоко лицом, который схватив его за шиворот, тотчас повел за собой в отделение. Семен спустился в ИВС, над коим размашистыми буквами было написано:
«В каждом человеке можно найти что-то хорошее, если хорошо его обыскать».
Он несколько раз ударил кулаком в железную дверь, машинально пробежался по карманам и стал ждать, ощущая тюремный запах. Такой, ни с чем не сравнимый запах сырого бетона, вперемешку с табаком, клопами, потом и хлоркой. Реутов старался не дышать. Буквально через секунду дверь приоткрыл низкорослый, чрезвычайно тощий, мертвенно-бледный охранник, потребовавший от него удостоверение. Взяв красную корочку, он долго ее читал, словно это был трехтомный сборник лекций по квантовой физике, сверив фото со смотревшим на него через зарешеченный оконный проем доверчивым лицом адвоката, спросил, имеются ли у него средства связи, открыл несколько замков, и с горьким сожалением в глазах, наконец, впустил.
Сумрачный коридор изолятора временного содержания с выкрашенными мышиной краской стенами и девственной побелкой потолка – некой абстракцией, граничащей с безумием, внушал ужас сам по себе.
Адвокат подошел к стоящему слева от входа столу, за которым находился дежурный офицер по ИВС и попросил требование на вывод. Это был Шманов, невысокого роста, чуть полноватый, лысый капитан с плоским, похожим на камбалу, лицом. По взволнованным взглядам смотревших друг на друга мужчин можно было догадаться, что они давние друзья.
Их знакомство произошло почти три года назад в кабинете у прокурора района, который едва не отправил офицера на скамью подсудимых. Случай курьезный, но весьма банальный. Один из клиентов Реутова решил, что называется «качать права» в ИВС. Что он требовал – не вспомнить: то ли добавить мяса в суп, то ли адвоката, но на его просьбу никто из охраны не отреагировал. О том, что происходило дальше, мнения очевидцев расходятся.
Охранники утверждали, что заключенный совсем свихнулся, принявшись биться головой о стену, дабы привлечь внимание к своей персоне. В голове-то пусто – глухие звуки так и остались не услышаны, разбив в кровь лоб, нос, оба уха и потеряв несколько зубов, он к тому же, выразил свое негодование всем известным кратким выражением, которое написал на стене кровью, изобразив также и предмет, о котором, собственно, и шла речь.
Возможность применения насилия со стороны сотрудников изолятора – категорически исключалась.
«Боже упаси, чтобы хоть кто-то пальцем тронул задержанного… – заявил начальник дежурной смены, – подчиненные разъяснили арестанту правила поведения в камере, только и всего».
Подраться с другими арестантами он не мог, – в камере был один.
В основу заключения
