ни с кем, ни с кем, слышишь, – повторил он, – о произошедшем не разговаривать. Ясно? – он пристально посмотрел на девицу, молча кивнувшую ему в ответ.
– Пока следует запастись терпением и ждать, я узнаю у следователя, что к чему и, если удастся, то попробую решить с твоим освобождением до суда.
Она снова кивнула. Семен вызвал охранника, сказав, что разговор закончен и ушел, бросив на прощание приятелю в погонах капитана, короткое: «Если хоть волос с нее слетит… ну, вы знаете…»
Как только дверь за ним закрылась на засов, капитан скомандовал:
– За бабой этой смотреть в оба, слышите вы, бестолочи, а то, ни приведи Господь, что-то случиться… каждые пятнадцать минут ходить и смотреть, сдалась она мне… денно-нощно смотреть! – он взял трубку, набил табаку и закурил, выпуская колечками дым.
– А че за баба-то? – спросил сержант с бледным лицом, помешивая в кружке с чаем сахар.
– А черт ее знает, замочила мужика какого-то, маньячка, говорят – сорок ножевых, – он выпустил еще одно кольцо дыма и разорвал его пальцем.
– Вот ведь… – задумался сержант.
– Я и свою боюсь. Тут как-то пришел с рыбалки, ну выпили мы по три стопочки… так она за сковородку… того и гляди огреет. Ох, боюсь ее, до смерти боюсь, – он осуждающе покачал головой, сплюнул на пол и выругался.
– Я тоже свою боюсь, – включился в разговор седой старшина, жевавший ломоть хлеба с салом, – однажды я дома не ночевал, так она всю хату разнесла, вещи из окна на улицу выбросила, банку с самогоном разбила, – совсем с катушек слетела. Я решил поддать ей хорошенько, чтоб добро не переводила, подошел к ней, засучил рукава… А она схватила табуретку и так меня шарахнула… До сих пор как вспомню, так вздрогну.
– Хватит базарить, – капитан встал, поправив китель.
– Видите ли, баб своих они боятся, – он вдохнул и выдохнул табачный дым.
– Работать нужно, а не лясы точить. Правильно и сделал, что развелся, – произнес он два логично связанных между собой умозаключения и еще раз затянулся из трубки.
Соло для подполковника
Подполковник юстиции Степанов, несмотря на довольно высокое звание, застрял в должности следователя по особо важным делам на семь лет, за что страдал в несчастье.
«Вон, Витька, в школе милиции как учился, а сейчас где? В главке, и полковника получил, и генеральские звезды его уже ждут, а здесь, с этими жмуриками, скоро окончательно свихнёшься. А люди какие пошли, мочат друг друга почем зря, а я тут с ними забавляйся», – корил себя убежденный идеалист Степанов, причитая, как ему не повезло на службе.
В управе служили разные люди: и идеалисты и не идеалисты. Кадровые служащие, различные бухгалтеры или тыловики, аттестованные и не аттестованные; находились среди них и карьеристы. И хотя карьеристом Степанов себя не считал, но о продвижении по службе все-таки подумывал.
Надо сказать, старший следователь Степанов
