важным делам, – гордо представился ему он, – Степанов моя фамилия, – добавил он после секундной паузы и поставил вилы на прежнее место.
– Семен Варфоломеевич Реутов, адвокат, – Семен протянул руку, рукопожатие важняка оказалось мягким и потным.
– Я к вам по делу молодой особы по фамилии Ларина, задержанной за убийство.
– А, это та, которая соседа перепутала со своим ухажёром… Ухлопала ни в чем не повинного чувака – сорок ножевых, – уверенно заявил важняк.
– Вы мне можете ее допрос показать? – пропустив мимо ушей сказанное, спросил Реутов.
– Ордер на защиту пишите, – Степанов открыл сейф, достал папку с документами, перелистал ее, вынул несколько листов, подождал, когда адвокат напишет ордер на защиту, забрал его, и передал Семену документы.
«7 сентября 2017 года, – стал читать протокол Семен, – я убила ранее не знакомого мне Шмарова Александра. Сделав это сознательно, на почве произошедшей ссоры со своим знакомым Дмитрием Сазанковым. Около двух часов ночи я искала его в доме номер семь по Третьей большой улице, но случайно наткнулась на спящего Шмарова и убила его ножом, который в последующем выбросила. В содеянном искренне раскаиваюсь. На учете у психиатра и нарколога не состою».
Под допросным листом было написано «С моих слов записано верно и мною прочитано», а также стояла подпись адвоката по фамилии Бородинский.
– А вы не пытались выяснить, она этому незнакомому Шмарову перед сном песенку не спела? – саркастично спросил адвокат.
– Смеетесь? Вам, похоже, всегда смешно, – в его взгляде читалась презрительность.
– Из ее показаний следует, что она убила несчастного, ни в чем не повинного Шмарова во сне, – твердо заявил Реутов.
Подполковник взял протокол, внимательно прочитал и улыбнулся, будто разговор касался приятнейших моментов его жизни:
– Ну да. А какая разница? Во сне или наяву, мужик-то все равно умер, – заключил он.
– Вот, полюбуйтесь, это явка с повинной, – он протянул Реутову еще один документ – копию, будто написанную через кальку только что прочитанного текста.
– Все для нее складывается удачно, – добавил он, – суд учтет и явку, и признание, даст минимальный срок…
– Да, лет десять-пятнадцать, – с явным раздражением в голосе подытожил защитник.
– Помню, давно, еще при Ельцине, я защищал деревенского конюха с почтовой станции. Его всегда оправдывали; он никогда ни в чем не признавался. В очередной раз его обвинили в краже дизельного топлива. Зачем ему это топливо? – на лице рассказчика читалось недоумение. – Коней что ли своих заправлять? Появился какой-то свидетель, бочку в конюшне нашли, короче, обложили его со всех сторон, а он на своем: дескать, не воровал. Дали ему срок: четыре года, правда, условных, присудив сорок литров похищенного топлива марки «Евро», а в протоколе значилось: «Украдено топливо марки «Стандарт»» – у него качество
