держал, в какой позе находилась, когда и в какой момент ударила ножом.
– Но я нифига не помню, – повторила она испуганно.
– Давай разбираться, – Реутов достал протокол осмотра трупа, сунув ей карандаш – импровизируемый нож, – подошел к ней.
– Сейчас я возьму тебя так, как он, смотри, осторожнее с карандашом, – по выражению ее лица было ясно, что последняя шутка не удалась, хотя она стала относиться ко всей этой заварухе с некоторой долей иронии – видимо, ей это непроизвольно передалось от адвоката.
Он «обнял» ее, но выпрямившись, она переложила карандаш в правую руку чуть выше:
– Вот так, – показывая, как держал нападавший.
– Вот видишь, уже кое-что вспоминается, давай подойдем к столу, покажи, как взяла нож.
В этот момент девушка растерянно повернулась вправо.
– Стоп, теперь внимательно вспоминай в последовательности, и попробуй описать все словами.
Это чудовище зажало мне рот… – ее зрачки расширились, затряслись губы, – вспоминая весь ужас той ночи, она говорила уже более четко и связно, и стало ясно, что насильник, подавляя сопротивление, был готов на крайность: удар кулаком правой руки по затылку (о котором прежде умалчивалось из-за потери памяти) отчетливо подтверждал эти намерения. Она, как только можно, отбивалась от насильника: смертельные ранения он получил в тот самый момент, когда замахнулся, держа в руке бутылку, которой, очевидно, хотел огреть по голове. Оказалось, что перед этим бедняжка несколько раз падала, вырывалась, пытаясь спастись… А била и вовсе не ножом; орудием убийства оказалось нечто похожее на садовые ножницы, которые схватила где-то на столе. Ножницы выбросила на улице, вероятнее всего, они так и не найдены.
Все сказанное следовало повторить на допросе, пропахшая валерьянкой (пришлось дать ей хорошую дозу, прежде чем у нее прекратилась истерика) она ушла в слезах.
В тот же вечер, отправляясь на место происшествия, дотошный сыщик решил самостоятельно отыскать орудие убийства, хотя и не имел на то ни прав, ни полномочий.
Безусловно, эти действия входили в компетенцию следователя, но ему, Реутову, не терпелось как можно скорее во всем разобраться. Реутов полагал, К тому же, орудие убийства – кухонный нож – якобы найденный кем-то из состава следственно-оперативной группы, уже фигурировал в деле в качестве вещественного доказательства, поэтому, – полагал Реутов, – следователь вряд ли станет заморачиваться поисками того, что не увязывалось с формулой озвученного обвинения «убила ножом ни в чем не повинного».
С этими мыслями Реутов подъехал к дому, где не так давно одиноко жил Александр Шмаров. О его жизни он знал немного: когда-то преподавал в школе географию, трижды женат, имел детей; в общем, был хороший парень, но, – спился.
Он окинул взором опустевшую лачугу с выбитыми окнами и заколоченной крест-накрест дверью, осмотрелся по сторонам и принялся искать орудие убийства. Через несколько минут нашел не ножницы,
