дело с помощью прокурора развалили, хотя светила Конькову целая пятилетка. Короче, о Паше тюрьма плакала горючими слезами.
– Что же нам делать с тобой? – мямлил картавый прокурор.
Я молчал.
– Бояться в общем-то нечего, – рассуждал прокурор. – Коньков за руками теперь.
– Я сказал о своих условиях, – продолжал я. – Абсолютная анонимность.
Слова попали в цель. Прокурор побежал глазами по книжным полкам.
– Где-то был у меня закон, – бормотал он. – Их же пекут как блины в Госдуме, а денег не выделяют…
Прокурор поднялся и пошел вдоль мебельной стенки, выудил меж толстых томов тонкую кипу листов.
– Распечатка, – сказал он. – Один экземпляр. Но защита будет против, заметьте… Дело в том, что, по большому счету, это ведь нарушение прав обвиняемого – он же не будет знать, кто против него дает показания. Согласитесь, это не совпадает с конвенцией…
Перед глазами у меня вдруг мелькнул и пропал Миша Козюлин. Опер Блоцкий рассказывал, что Мишка умер сразу. Пуля пробила бумажник с денежными купюрами, потом сердце и ушла навылет. Зато прокурор теперь пел про защиту обвиняемого.
– Перебьётся, – произнес я, обрубая прокурору пути для маневра.
– Это я так, – смягчился тот. – Может, мы сами чего-то еще не знаем. Пусть так и будет… Пишите заявление на мое имя, и мы присвоим вам псевдоним. И будем допрашивать вас в суде с помощью зеркальной комнаты, которой пока что нет.
У меня глаза полезли на лоб. Сообщение удивляло своей обыденностью.
– Зеркальную комнату пока что нам не построили, – продолжал прокурор. – Но псевдоним мы вам обеспечим, об этом не беспокойтесь… Почитайте закон. И возвращайтесь с заявлением.
Вместе со следователем мы двинулись к выходу из кабинета.
– Как бы то ни было, – произнес мне вдогонку прокурор, – вы должны дать показания сегодня же. Как нам вас называть в таком случае?
Он действовал мне на нервы, но я промолчал.
– В таком случае прямо так и запишем…
Я напрягся, не понимая хода его мыслей.
– Сидоров Петр Иванович! – картаво орал он вдогонку. – Устроит вас псевдоним?!
Если б меня назвали горшком, даже и это меня устроило бы, потому что торчать у бандитов на виду не входило в мои планы. Неискушённый в хитросплетениях практической юриспруденции, я пока ничего другого придумать не мог. Однако природная интуиция подсказывала, что именно так и следует поступить.
Мы вернулись к Вялову в кабинет и стали писать показания. В графе фамилия стояли теперь не мои данные, а Сидорова Петра Ивановича. В псевдониме, придуманном прокурором на скорую руку, чувствовалась насмешка.
– Вообще-то ты прав, – говорил теперь следователь. – Возможно, я и сам поступил бы так же, окажись на твоем месте. Короче говоря, не стесняйся и действуй на полную катушку, потому что, кроме тебя, действительно больше некому…
Следователь теперь не казался мне
