о сохранении в тайне данных о моей личности.
Постановление было помещено в коверт – на нем теперь были оттиски прокурорской печати. Статья, по которой собирались обвинить Пашу Конькова, сулила этому паразиту лишение свободы на срок до двадцати лет либо пожизненное лишение свободы. С учетом количества потерпевших и моратория на смертную казнь, оставалось надеяться, что пожизненное лишение свободы этому поросенку обеспечено.
Глава 3
Я вышел в коридор, опустился на первый этаж и тут столкнул с Мишкиным тестем.
– Вот ты где, а мы тебя ищем повсюду, – говорил он угрюмо. – Дело в том, что Люда пока что ничего не знает – она же в больнице…
– Я в курсе. На сохранении…
Дяде Вова мялся на месте. Это был невысокий круглый мужик, похожий на прокурора Пенькова, но только не картавил.
– Аккуратнее надо, – рассуждал дядя Вова. – Как-нибудь так, чтобы не сильно ее травмировать – ей же скоро рожать.
– Человек в морге, а жена до сих пор не знает… – шипел я. – Удивительно мне, дядя Вова…
Он заранее ставил меня в тупик, надеясь на «как-нибудь». Ухватив меня под руку, повел наружу к своему «Жигуленку». А уже через полчаса мы входили в вестибюль центральной больницы. Навстречу нам еле двигалась жена дяди Вовы. Тетку Елену трясло, из глаз сочилась влага. Орлова прикладывала к ним сырой платок, избегая смотреть в сторону мужа.
– Коленька, – всхлипнула тётка, – как-нибудь, потому что мы не в силах, боимся… Семь месяцев сроку всего…
Дядя Вова стоял возле меня и мотал головой, словно лошадь.
Мы поднялись на третий этаж, узким и длинным коридором прошли до конца и остановились перед закрытой просторной дверью.
– Как-нибудь так, – напутствовала Орлова.
Я потянул на себя дверь, без стука, словно каждый день здесь хожу.
Помещение оказалось ординаторской. Втроем, толпясь, мы вошли внутрь и остановились. Следом за нами медсестра привела под руку Людмилу. Халат на ее животе возвышался горой.
– Люсенька, – всхлипнула мать.
Двое мужиков в белых халатах, что сидели по углам за столами, напряглись. Потом встали и подошли к нам.
– Что случилось? – спросила Людмила. – Бабушка? Дедушка?
Людмилу усадили в просторное кресло.
– С ними всё хорошо, – продолжала тетка Елена. – И с дедушкой. И с бабушкой…
– Неправда, – перебила дочь. – Миша мне после смены звонит с утра, а сейчас почему-то нет. Что с ним? Где он? Что с бабушкой? Говорите, не бойтесь, я выдержу…
Я присел на край кресла и взял Люську за руку, как делал это когда-то очень давно, еще до службы. И вновь ощутил тепло, идущее от нее.
– Тут такое дело, – начал я и понял, что тяну кота за хвост. – С вашими стариками всё в порядке. Дело в том, что Мишку убили…
Лучше б я не говорил этого никогда! Пусть другой кто-то сказал бы, но не я, потому что видеть, как плачет
