впервые, и меня слегка потряхивало от напряжения.
– Не мандражируй, Коленька, – похлопал меня по плечу Вялов. – Пусть его самого колотит, а мы на него вместе посмотрим.
Он вышел из комнаты и вскоре образовался по ту сторону экрана. Вдоль стены стоял ряд стульев – на них сидели трое мужиков лет под тридцать, среди которых я узнал Пашу. Из него словно бы выпустили воздух, а на лицо наделю маску послушного гражданина. Верьте мне, люди! Верьте, присяжные заседатели! Перед вами жертва несправедливости.
Вялов сел за стол, уставленный аппаратурой. Справа от него находился еще один зеркальный экран, за которым, вероятно, находились понятые, потому что в комнате, где сидел обвиняемый, их не было. Зато тут же сидели, вертя головами, трое защитников – они сидели задом ко мне.
– Сегодня мы проведем опознание обвиняемого, – объявил Вялов и стал знакомить участников следственного действия с их правами и обязанностями. Потом предупредил меня об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и дачу заведомо ложных показаний – его голос звучал из динамика.
Я ответил, глядя в камеру, что от дачи показаний не отказываюсь и расскажу всё так, как видел собственными глазами.
– У нас ходатайство, – дернулась передо мной одна из голов. – Мы желаем видеть свидетеля, задавать ему напрямую вопросы – так поступают во всем цивилизованном мире…
– Действительно, – поддержал второй. – У нас принцип состязательности, и мы не можем защищать обвиняемого при таких обстоятельствах, поскольку не видим свидетельских глаз – может, он врет.
– Лапшу вешает… – добавил чей-то невидимый голос.
– Вот именно.
Защита напрашивалась на комплемент, но я промолчал.
– Еще ходатайства имеются? – спросил Вялов. – Нет? Тогда запишем ваше ходатайство в протокол.
Он придвинул к себе клавиатуру компьютера, наклонился и стал щелкать по клавишам. Потом распрямил спину и объявил, что ходатайство, как не имеющее под собой основания, отклоняется.
– Но как же, – произнесла одна из голов.
Но следователь был неумолим:
– Закон делает приоритетной защиту потерпевших и свидетелей, так что пора бы знать. А теперь приступим к опознанию.
Вялов посмотрел в мою сторону и продолжил:
– Вопрос очевидцу происшествия. Знаете ли вы лиц, сидящих перед вами? Если знаете, то при каких обстоятельствах познакомились?
– Из троих я знаю только одного, сидящего посредине. Его фамилия – Коньков Павел, по кличке Биатлонист. О нем я узнал одиннадцатого февраля.
– По каким приметам вы его узнали? – продолжал следователь.
– Этого борова трудно не узнать, – произнес я, внутренне содрогаясь. – У него на харе написано, что он животное.
Один из лысых обернулся, бегая глазами по зеркальному экрану, но ничего не увидел. И стал орать, что он протестует. Остальные его поддержали.
– Петр
