ещё на лавочке в Александрийском саду любезный Козазелло, об этом многие женщины мечтают. Но этого не будет. Не будет? Я бы рад, да эти бабы просто одолели: стыдно сказать, что они вытворяют с этим моим москоньским симультидом! Одно успокаивает, что не со Мной.
Недавно наткнулся на ещё одну интересную историю: какой-то дотошный малый докопался, что Иешуас с Пилатесом жили не в Палиестине, а во Франконии. Другие поселяют их на Босс-форте, третьи – в Московонии. Прикольно будет побродить по этим фантазиям! Кстати, приглашаю и вас!
– Спасибо, Магистр, но со времён Бенечки Верофеева я не поклонник парижских кварталов! Говорят, там от сифилису дышать нечем. Ещё меньше мне нравятся турецкие гаремы и беспределы восточно-европейской раввины. Так что путешествуйте как-нибудь без меня.
– Вообще-то я никуда не ухожу и не прихожу. Я всегда и везде один и тот же. И в Московонии меня может найти всякий желающий: в нехорошей квартирке, варьете, Кащеенке, Соловьёвых горах, Патриархих прудах и вообще, где только пожелает. Для этого надо лишь настроить сердце на Центр Мира. Позови меня тогда хоть с собой, хоть к себе, и я соткусь из знойного майского воздуха: на Патриархих, Чистых, Долгих или ещё каких-нибудь прудах. Или из мягкого воздуха бабьего лета. И опять завяжется-зачнётся интересная история, я её подери…
Проговорил и исчез вместе с компанией, как и не было никого. Только на лавочке остался пакетик с воблой, слегка початый ваучер с «Останкинским» и верёвочка с серебряным колокольчиком от огромного Чёрного Козлоида, которого сам патриарх Ермоген ни Святой Водой, ни Честным Крестом прогнать отсель не мог…
Каждое утро не спят в доме снов мои мышли…
Поезд смерти (а какой поезд – не поезд смерти?) проносится мимо этой dream-хибарки в страну вечного никогда в двадцати вздохах от точки сборки моего болезненного воображания через каждые шестьсот шестьдесят семь вздрагиваний пульса. Его голубые вагоны сплошь забиты мерцающими на жк-экране трупами людовинов-чебарашек, продолжающих мерно падать на рельсы под заунывные песни последнего генномодифицированного рептилоида постанархеомодерна.
По осени мои поезда желтеют, но что мне эта «жёлтая стрела» из жёлтой повести с пассажиром по жёлтому билету, читающим в жёлтой газете объявление о ценах на Сонечку-Мармеладку? Она сама приходит ко мне каждую ночь без всяких объявлений и предупреждений, сверкает в лунном свете своими мармеладными дольками под брызги моего элитно-породного жемчуга, и в серебристой лужице вязнет грохот вагонов.
Но стоит только Мармеладке перекинуться мышью, как я тут же просыпаюсь у навсегда погасшего камина в свой угловатый жёсткий сон, в котором если и хочется поднять свои чресла из кресла, то лишь для того, чтобы пойти замочить какую-нибудь зловредную резиновую старушонку по кличке Webmoney, а по пути туда и обратно ещё и Пистис-Сонечку,
