минут, открыв ясные глаза, Ева потрепала собаку по ушам:
– Теперь ты поспи, – Корсар и не думал слезать с койки, – мне лучше, спасибо, милый…, – доктор Горовиц улыбнулась Шмуэлю:
– Ты что, не двигался, пока я спала…, – едва не признавшись, что ее пробуждения ждал весь мир, Шмуэль пробормотал:
– Я не хотел тебе мешать. Я пойду в часовню, помолюсь за Розу…, – по словам доктора Горовиц, лечение вируса пока оставалось симптоматическим. Розе давали жаропонижающее:
– Капельницы восстанавливают у нее потерю жидкости, – Ева нацепила растоптанные туфли, – но пока еще все висит на волоске…, – она провела ладонью по небритой щеке Шмуэля:
– Ты очень помогаешь, – ласково сказала Ева, – потому, что ты здесь, рядом со мной…
Шмуэль смотрел на грубо нарисованную картину, где отец Виллем благословлял детей:
– Совсем как нас в Аушвице, – он помнил вечера в комнате мальчишек, – он рассказывал о Конго. Мы с Иосифом молчали, боясь сказать правду о случившемся в госпитале, а Тупица молчал, потому что не знал французского языка…, – тогда Генрик говорил только на польском и идиш:
– Иногда, когда рядом не было чужих, он раскрывал рот, но мы его еле понимали…
Мальчишки, затаив дыхание, слушали истории о слонах и львах, о попугаях и обезьянах:
– Отец Виллем осенял нас крестным знамением, каждого по отдельности и всех детей вместе, – Шмуэль почувствовал влагу на глазах, – у наших нар он задерживался дольше…, – ласковая рука легла ему на голову:
– Как и в последний раз, когда он провожал наш автобус, – слезы катились по лицу, – мы еще не знали, что случилось. Только Тупица понял, что с нами был дядя Авраам, а отец Виллем остался в лагере…, – Шмуэль зашептал:
– Святой отец, прошу тебя, стань заступником у престола Всевышнего для невинного ребенка. Она сирота, она потеряла мать. Ты покровитель всех сирот, помощник больным. Не оставляй ее милостью своей, Бог един для всех. Пусть я заболею, – он тяжело вздохнул, – но пусть Роза выздоровеет. Если бы я мог поступить подобно тебе, если бы мог спасти создание Божье, пусть и ценой моей жизни, я бы не колебался, святой отец…
Он услышал легкие шаги. Знакомая рука коснулась его облачения:
– Шмуэль, – он подумал, что это ветер шелестит листьями пальм, – Шмуэль…
Епископ вздрогнул:
– Словно голос птицы. Она улыбается, но видно, как она устала…, – он поднялся. Ева на мгновение приникла к его плечу:
– Температура падает, – выдохнула доктор Горовиц, – кажется, с Розой все будет хорошо.
Река Замбези
Сильные загорелые руки орудовали медной машинкой для набивки папирос:
– Все беды от черных и жидов, – в будке охранников лениво вращался вентилятор, – у вас в провинции жидов нет, – светлые глаза в легкой сеточке морщин взглянули на Иосифа, – а в Йоханнесбурге они развели
