с продырявленной циновки:
– Меня кто-то спас, – девушка высунулась из хижины, – нельзя так вести себя в гостях, пусть я и едва избежала смерти, – ее вывернуло речной водой и желчью:
– Я еще и воды наглоталась, – Полина попыталась сесть, – почему птицы так кричат?
Волосы девушки прилипли ко лбу, она набросила на плечи тряпку:
– Хорошо, – услышала она голос на ломаном английском языке, – хорошо, что тебя, – высокая негритянка, появившаяся из-за деревьев, провела ладонью у шеи:
– У нее сильные ожоги, – лицо женщины испещрили красноватые шрамы, – она, наверное, пострадала в пожаре…, – негритянка несла за плечами спящего младенца. Присев рядом с Полиной, она погладила девушку по голове:
– Дочку купала, – женщина подбирала слова, – крокодилы все здесь, – она махнула на отмель. Кивнув на хижину, негритянка добавила:
– Отвар для тебя. Внутрь, – она коснулась испачканного кровью бедра Полины, – надо все очистить, – девушка пригляделась к стае грифов на песке:
– Я была, – губы Полины еле шевелились, – я ждала, – она положила ладонь на живот. Стервятник закружился над лужайкой, негритянка указала вверх:
– Больше нет, – темные глаза были спокойны, – пойдем, я о тебе позабочусь, – хрипло закричав, гриф выпустил из клюва что-то темное. Окровавленный клочок шлепнулся на траву рядом с Полиной:
– Это он, – у девушки потемнело в глазах, – это он, то есть это было…
Потеряв сознание, Полина сползла вниз по хлипкой стене хижины.
Сквозь туман в голове до Полины донесся детский плач. Женщина заворковала, ребенок утихомирился. Она лежала, свернувшись в клубочек, в самом темном углу хижины. Сквозь соломенные циновки стен пробивались первые лучи рассвета. Солнце заиграло в синем алмазе, Полина прижала руку к животу:
– Я предлагала ей кольцо, – девушка кусала губы, – просила ее оставить меня здесь, – негритянка покачала изящной головой:
– У меня дочь, – малышка мирно спала в перевязи, – я должна думать о ней, – шрамы на черной щеке напряглись, – тебя рано или поздно увидят, и тогда, – женщина крепче прижала к себе ребенка, – тогда никто из нас не выживет, – Полина слушала сопение девочки:
– Она еще грудная, – Полина подышала, превозмогая боль внутри, – нельзя обвинять ее мать в том, что она думает о себе, а не обо мне, – негритянка, Бетси, коротко сказала:
– Ты болела три дня, но выздоровела, – кровотечение у Полины прекратилось, – тебе надо уходить. Я тебе дам лодку, – на песчаном берегу лежали старые посудины, – дам провизию, а в остальном справляйся сама, ты взрослая женщина, – о случившемся ночью, когда ее выбросило на остров, Полина предпочитала не думать:
– Моего ребенка на моих глазах разорвали на куски стервятники, – горло перехватило слезами, – нечего думать, я все равно не забуду этого дня…
Бетси
