кем он, мастер культуры. Возмущённые эстеты Заткнутся моментально? А что говорить-то. Хоть всем лупанарием выходите ласки обещать, вулкан уже не дымится. Он извергается. Населению сурового матросского города, что идёт за адмиралом, их антикризисные премудрости и мажорные гонки уже поперёк горла. Терпение долго дымилось. И сгорело. Значит им, самопровозглашённой соли отечественной буржуазии, полезнее подумать о том, чтобы слиться с духовными братьями по цивилизационному выбору. И чем быстрее будет ехать такси до Шереметьева, тем лучше.
А ведь началось уже, началось!.. Там, в балованной Москве некоторые граждане со смесью страха и самолюбования пакуют чемоданы, не забывая при этом корчить из себя незаслуженно притесняемых. Мания преследования на вполне расчётливой прагматичной основе. Чувствуют кошки, чьё мясо они съели… Он вспомнил фразу, брошенную в полемическом возбуждении пару недель назад одной звездой свободного радио: «Патриотизм отвратителен, он упрощает человека и лишает его разума»[21]. Это у них называется токсичные реплики. Плюнула ядом и бегом жаловаться к главному редактору, умолять о срочной эвакуации. Страшно стало ей по улицам ходить, там ведь простые люди попадаются, без её рассудочных парадигм.
Не снять ли продолжение сериала об этом? О прослойке и культуре. О том, что в министерствах даже кактусы стоят дороже средней зарплаты по стране, а о том, как женщина в пятьдесят пять на артритных ногах едет на работу через весь город, и до пенсии боится не дожить, думать не умеют.
Рискованное решение? Безусловно. Можно проиграть? Можно. Но тут уж как повезёт – или грудь в крестах, или голова в кустах. Съехать в тёмное ущелье безысходности на попе, это дело нехитрое. Но можно разбежаться и попробовать перепрыгнуть пропасть. Даже рождённый ползать должен хоть один раз попробовать взлететь. Тоже, кстати, ранний Максим Горький.
От дальнего фонтана послышался нарастающий шум, пронзительно завизжала женщина, с дребезжанием рухнул на камни поднос, что-то ярко сверкнуло, почувствовался противный запах горящего масла. На фоне этой кутерьмы внушительно и многообещающе прогремел русский мат. Движение каких-то силуэтов уплотнилось и ускорилось. Раздался деревянный треск.
– Сиди на месте, сам посмотрю, что там… Счёт закажи пока, – курсант военного училища, стряхнув пудру многолетнего лоска, распрямил его плечи и жестом усадил спутницу обратно в кресло. – А вдруг там наших бьют?..
Оставив на всякий случай пиджак на спинке, он прикусил зубочистку и пошёл, руки в карманы, на знакомые до боли в русском ухе звуки разборки. Шерп посмотрела ему вслед с иронической усмешкой… Сняла с шеи кулон, вытащила из рюкзачка планшет, соединила два устройства портом USB. На экране замигало приветствие, появилась растущая зелёная колбаска объёма скачивания. Это был уже второй файл записи всех переговоров с клиентом, утреннюю порцию она отправила ещё из обратного поезда от Неаполя до Рима,
«От слова «патриотизм» тошнит уже какими-то червяками и вишнёвыми косточками. Я не люблю родину (Родину) давно и убеждённо. Патриотизм разрушителен, он ничего не создаёт. Он отвратителен, он упрощает человека и лишает его разума» – из выступления журналиста Ксении Лариной на «Эхо Москвы».
