на коленях, сбитый с ног тем же бойцом пару минут назад, занёс руки для удара. И вдруг с хрипящим воплем повалился на бок. Боксёр, не ожидавший от противника сокрушительного удара в прыжке, упал навзничь со сломанной грудиной… Но кто был сзади и защитил «артисту» спину? Десантники вон они, все трое, плюются, отряхиваются, потирают ушибы. Заметили, наконец, что победили, и пора бы когти рвать.
Сергей с изумлением увидел, как дюжий британец с выпученными от невыносимой боли глазами согнулся пополам, держась за правую часть живота. Удар в печень.
И маленькая женщина стоит над поверженным людоедом. Он не верил своим глазам. И словно обожгло… Так было. Да, он уже такое видел.
– Ты?.. – на его возглас она подняла глаза.
Подошёл док. Посмотрел на пострадавшего и на хрупкую отважную блондинку в бейсболке. Пожал руку незнакомому соотечественнику, с нескрываемым уважением кивнул его подруге и показал большой палец.
– Маш, а ты где так драться научилась? – облизнув разбитую губу, спросил Сергей, поймав себя на мысли, что это новое в хорошенькой женщине подарило ему радость. Да что радость, гордость за неё! – В пивную печень пяткой врезала… Ого!.. Этот скот и не встанет теперь…
– Трудное детство, – огрызнулась она. – Тебе его жалко, что ли? Валить надо, пока нас не загребли тут. Скорее, вон туда, в проулок… Там такси.
Десантники переглянулись, но её уверенный командный тон сработал – прихрамывая, пошли за новым товарищем, куда указала его спутница. А она, сложив руки рупором, повернулась к итальянцам и прокричала:
– Amici, trattenete la polizia! Lasciate andare il russo…[24] Per favore! Боевое братство – дело святое. Со всей горячностью, на какую остались силы после потасовки, со сломанными рёбрами и отбитыми внутренностями, римляне бросились выполнять долг чести: предъявлять карабинерам травмы, рассказывать о вероломном нападении и всячески тормозить осмотр места происшествия, пока четверо их спасителей ни скрылись в тени древних стен.
На крошечной площади Pasquino c незапамятных времён жители Рима приобщались к изначальной публицистике: к античному торсу ремесленник по имени Паскуале лепил бумажки со стихами на тему актуальной политики. Власти срывали его сердитые обличения, зато сам жанр обессмертил имя автора: с тех пор кляузные сочинения принято называть пасквилями. Белый торс в нише стены стоит и по сей день: выщербленные бока, не разобрать черт лица. Но лучшие представители журналистской братии со всей Европы не минуют этого сакрального для себя места. В этот осенний вечер на белом торсе отражались блики мигающего аварийной сигнализацией автомобиля такси. Обогнав прихрамывающих усталых мужчин, шерп подскочила к окну водителя, просунула ему купюру в десять евро, что-то быстро проговорила. Возбуждённо выкрикнув «О, si»[25], тот выскочил из машины и открыл двери.
– Садитесь, ребята!.. На старт деньги я ему дала, доплатите потом.
– То
Друзья, задержите полицию! Дайте русским уйти. Пожалуйста! (итал.).
О, да! (итал.).
