секундами бытия, ни на чём не задерживаются с удовольствием глаза. Если бы были на самом деле круги сансары, и можно было бы попросить того, кто этим заведует, исполнить желание, я бы попросил, чтобы меня сделали опять пятилетним мальчиком Федей, а жизни я испросил бы себе в этой другой жизни только до одиннадцати, нет, пожалуй, до десяти. После я согласился бы стать червяком, ежом или прорабом. Зачем доживать до разочарований в людях и жизни? Ничего! Ничего уже не возгорится. Костёр угасает. А горел ли он? Что-то не припомню…»
Он брёл к дому, безвольно опустив голову.
Из припаркованной у тротуара «девятки» с тёмными стёклами, к нему метнулись две тени. Резкий рывок за руки, разворот, болезненный тычок лицом в крышу машины, нож у горла, хрип: « Тихо! Не рыпайся, жив будешь». Пуговицы пальто полетали в снег, быстрые руки бесцеремонно обшарили карманы, разворот за волосы, удар чуть пониже шеи, рёв дырявого глушителя.
Когда он, застонав, поднялся с земли, и с вялой надеждой залез в карман, в котором лежал бумажник, понимая, что его там быть не может, то осознал и «приятное»: в бумажнике кроме денег лежали права и техпаспорт, после пришла и ещё более «приятная» мысль: завтра срок очередной выплаты кредита за машину.
Трясущимися руками он закурил, поднял голову к небу, кисло улыбнулся.
– Привет, Боже. У тебя, случился сбой компьютера или всё идёт по плану? Ты меня ни с кем не спутал – это мой сюжет?
Ветер разогнал облака, в очистившейся вышине светила, помаргивая, одинокая звезда. Фёдор смотрел в небо, будто ждал ответа. Небо молчало и он, проговорив: «Связь с небом никудышная», – массируя шею, продолжил путь, но почувствовав какой-то скрытый страх, замедлил шаг. Оставалось перейти проспект, за ним светились окна его дома. Остановившись, он оглянулся: десятки одинаковых двадцатипятиэтажных домов щурились светящимися окнами позади него и с боков. Ему стало казаться, что он стоит в центре пятачка, окружён домами-монстрами, от них исходит тяжелая злобная энергия, а дома бесшумно сдвигаются, сжимают пространство, в котором он одинокий и беззащитный стоит дрожа.
«Нужно идти, нужно, нужно», – прошептал он, тряхнул головой, прогоняя наваждение, и перешёл проспект.
Дома, заворчав недовольно, вернулись на свои места.
В лифт он вошёл с гламурной девушкой, с той самой, с которой уже ехал утром. В руке у неё была банка «Отвёртки». Надменность с её лица исчезла, глаза поблёскивали.
«Расхумарилась», – подумал Фёдор и развязно ухмыльнувшись, подмигнул девушке.
– Ты к инкубам, как относишься, сос…соседка?
– Я ко всем людям хорошо отношусь. Все люди достойны уважения, – она не сдержала икоты.
– То-то и оно, что к инкубам у нас толерантность, – согласно кивнул головой Фёдор. – Мой этаж. Прощай, красавица.
Девица глянула на него с явным разочарованием.
Дверь ему открыла
