приятель,
тебя жалеть нельзя. Создатель
так захотел, чтоб мир некстати
разнообразен был. Быть бомжем —
не значит быть отребьем, просто
стиль жизни это и, похоже,
есть все условия для роста
твоих задатков и, глядишь,
ты как Гайдар заговоришь.
59
А небо вовсе побледнело.
И мимо люди то и дело
ходили, кашляя; шумела
уже Москва, проснувшись рано.
Погасли фонари ночные,
и дворник что-то у фонтана
стал собирать, и шли кирные
два хлопца, что как мы, видать,
лишь только собирались спать.
60
Рассвет. Московские рассветы.
Рассветы вообще. Я в леты
младые, помнится, согретый
любовью, так любил, бывало,
у моря их встречать, взирая,
как с неба ночи покрывало
сворачивает молодая
заря, и думал я тогда,
что мои чувства навсегда.
61
Но всё проходит, всё проходит…
В пустом желудке колобродит,
и хмель последний уж уходит,
и я прощаюсь с Афраилом,
спешу в метро и предвкушаю,
как я сейчас к подружке милой
прильну, но прежде чашку чаю
я выпью, а потом упасть
уж можно будет и в кровать.
62
В вагоне поезда, зевая,
и в голове перебирая
ночные приключенья, злая
меня охватывает скука.
Как глупо всё. Зачем так много
я говорил. И врал, как бука,
что я богат… Смешно, ей-богу.
И водку пил. Плохую. Да.
Но, видно, надо иногда
63
вот так, лицом в дерьмо уткнуться.
А завтра бодрячком проснуться,
читать поэтов, иль согнуться
над рукописью… Нет, не будет
по-старому. Меня подружка
всё время пилит, что все люди
имеют бизнес, я ж, как Пушкин,
сижу над рукописью, да
готов лишь трахаться всегда.
64
Что делать? Неужели бросить
писать стихи? Она гундосить
не перестанет… Если просит
вас женщина… Какая дура!
Она не понимает, что я
талант имею. Ей фактура
моя как раз-таки другое
подсказывает, и она
мне говорит: ты врёшь сполна
65
о собственном таланте… Впрочем,
её понять возможно. Очень
похоже, что я просто кочет
