своими мыслями Лебедев не сразу заметил, что сторож замолчал и теперь внимательно его разглядывал.
– А вы, молодой человек, чего пришли-то? На работу что ли устраиваться? Так нет сегодня никого, выходной.
Лебедев ответил, что нет, он не ищет здесь работу, работа у него уже есть, но его интересует, можно ли здесь найти и посмотреть схему маршрутов этого депо, а то в справочной ему почему-то отказали.
– Ну так ясное дело отказали, это же объект особой важности, – сторож строго погрозил пальцем, помолчал. Потом снова закурил еще одну самокрутку и поинтересовался, а зачем это Лебедеву понадобились трамвайные маршруты.
Лебедев, думая про себя, что это просто дичь какая-то, возвели тайны мадридского двора вокруг обыкновенных вещей (как ему как пассажиру разобраться во всем?), ответил в том духе, что вот давеча он ехал незнакомым маршрутом, номер его забыл, но этот маршрут оказался таким уж удобным, что очень теперь хочется узнать его номер.
Получается, что и правды всей не сказал и не соврал совсем, подумал про себя Лебедев и порадовался своей такой простой житейской находчивости.
Сторожа это объяснение вполне удовлетворило, но он вынужден был огорчить Лебедева, потому что схемы нет. С тех пор, как была реорганизация, ну ты помнишь, я говорил тебе, с тех пор и не разглашают, со стен поснимали. Вон, какие дела теперь. Но помочь тут можно, отчего же нельзя. Не зря же он тут столько времени работает, все помнит. И если ничего не поменяли в последнее время, то сейчас они живенько опознают этот трамвай. Давай, называй остановки, где садился и сходил, и говори, где ехал, что помнишь.
Тут Лебедев сокрушенно признался, что посадку он свою помнит, это было в Науки, остановка «Непредельных углеводородов» (Сторож тут же обрадовался – хорошо, что Непредельных, были бы это Предельные – там восемь маршрутов останавливаются, и половина сейчас не наших – не этого депо. А на Непредельных – четыре маршрута, все наши, это же 4, 4А, 27 и 24).
А дальше Лебедев не помнил, он спал, когда проснулся – ничего вокруг не узнал. Конечной, названной машинистом, он не помнил. Потом долго шел. А потом таксист его в три минуты домчал до Низовья, прям до Старого моста. Про парк и фонарь Лебедев пока умолчал.
– Ну а башню-то вы видели? С какой стороны башня была? – спросил Сторож.
– Темно было, говорю же. Ночью дело было, – Лебедев уже думал, что затея его ни к чему не приведет.
– Да уж. Ну а остановку вы помните, где сошли? Может хоть что-то вокруг? И чего вы сошли среди ночи незнамо где?
Вопрос был логичным. Что тут ответить – остановка, как остановка. Небольшая будка, маленькая лавочка, кривой фонарь. Электрический. И клумба. Без цветов, но земля хорошая, чистая. Домики вокруг небольшие. Рельсы все время прямо, без поворотов, но остановка на горке. А почему вышел ночью, Лебедев промолчал. Вышел и вышел. Не сказал он и о том, что машинист куда-то пропал.
Сторож
