с не менее важными задачами.
Наконец рассветную тишину взорвал лай собак – прибыли кинологи, и Тарасенко облегченно вздохнул. Все в сборе – пора и выезжать.
Так и тронулись, друг за другом. Первой ехала машина со мной и Тарасенко, за нами – ребята из отдела, эксперты потянулись третьими. На спецмашине – кинологи, и замыкала всю эту колонну «труповозка». За годы своей службы такого каравана я еще не помню. Осталось только одно – дождаться информации от Тарасенко.
Лев Иванович, как только мы отъехали от управления, достал свой платок и вытер широкий, морщинистый лоб, а затем небрежно бросил его на переднюю панель машины. Молчал, как впрочем, и я. Понимал, что право первого голоса принадлежит полковнику. Молчанка длилась недолго – минут пять, пока не показались окраины города. Город просыпался – тяжело, медленно, как всегда после выходных. Сумерки отступали, на рассветном небе проплывали небольшие облака, бросая легкую, как кисея тень, на просыпающуюся землю. Вон и виден первый луч, встающий на востоке Солнца, едва видимый, но уже с той особой тональностью, придавая небу светлый, кисельный оттенок. Но кто-то уже не сможет увидеть этого чуда природы, погрузившись в вечную темноту. Оборвалась еще одна жизнь, вздохнул я от этой мысли, и мое проявление чувств было замечено полковником, который как я и предполагал первым нарушил наше безмолвие.
– Что капитан вздыхаешь так тяжело?
– Предчувствие, товарищ полковник, – честно признался я, вспомнив обеспокоенное лицо матери, сжимающая трубку, и последующие минуты, вплоть до отъезда от управления. Какое-то странное чувство было на душе. Тревога – не тревога, волнение – не волнение. Хотя оно – волнение всегда присутствовало, когда выезжаешь на убийство, понимая, что это моя работа, а меня ждет запутанное, сложное дело. Каждый раз, приступая к расследованию преступления, я неизменно ощущал пугающую, непроницаемую темноту, которую я обязан рассеять и найти виновного.
– В нашей деле предчувствие – не последняя вещь, – продолжил за меня Тарасенко. – И ты не ошибся. Меня оно тоже не покидает, черт бы его побрал, учитывая тот факт, что нам предстоит увидеть.
– Все так плохо, Лев Иванович? – насторожился я, ощущая в тоне полковника напряжение.
– Плохо, Максим не то слово. Едем в Преображенку.
Преображенка была на слуху. Село славилось своим колхозом – «Светлый путь». Колхоз был большим, богатым, при этом награжденный еще Орденом Ленина, молва о котором гремела не только в нашем крае, но и далеко за его пределами. Он стал крупным многоотраслевым хозяйством, а руководил им – Хлебодар Яков Ильич – гордость области, да и, пожалуй, всей республики. Поселок стал образцом настоящего развитого социализма. Чего только стоил один лишь Дворец культуры, музыкальная школа и собственный пансионат, предназначенный как раз для работников колхоза. В нем даже были свои собственные «Икарусы». Я был там всего один раз, и меня поразила красота и порядок, царящая
