рацию – ну их всех!..
– Иван Васильевич! Завтракать! – донесся голос Кеши.
А Нюкжин еще не умывался. Мысленно он спрашивал Сер-Сера: а что будет делать его отряд? Неделю слоняться по Зырянке? А что такое неделя при их коротком летнем сезоне? Успех работы иногда определяет день, а то и час. В прошлом году вертолетчикам не хватило долететь до него всего один час светлого времени. И после этого он ждал вертолет четыре дня! Сентябрь подбирался к середине. В ночном небе полыхало Северное Сияние. Здорово! Но ведь пятнадцать с минусом. А они в парусиновой палатке. С печкой, разумеется. Без печки осенью вообще не проживешь. Но четыре дня неизвестности!.. Вот, что стоит на Севере один час. А тут неделя!
Он вылез из палатки, вышел на берег Дьяски. Холодной водой ополоснул лицо. Пока чистил зубы пришла мысль:
"А ведь Сер-Сер и не собирался никого посылать!"
Степан, Виталий и Кеша сидели около костра, но завтракать не начинали. Ждали.
– Что новенького? – спросил Донилин.
Обычный вопрос. Нюкжин всегда охотно делился информацией. Но говорить о радиограмме не хотелось.
– Вечером переговоры с начальником, – уклончиво ответил он. – А вообще-то народ зашевелился. Некоторые уже в поле.
– Я наливаю? – Предложил Донилин.
– Что у тебя там?
– Уха! – небрежно, словно о пустяке, сказал Донилин. – На зорьке наловил.
Стояли белые ночи. Солнце едва коснувшись горизонта вновь стремительно шло к зениту. О зорьке можно было говорить только относительно. И тем не менее…
– Ну, как? Со дна пожиже?
– Давай! Но немного, чтобы не через край! – в тон ему ответил Нюкжин.
Горячая перченная уха из свежих щурят имела отменный вкус, хотя щука на Колыме считалась сорной рыбой.
–Ну, как? – спросил Донилин, видимо не чуждый радостям похвалы.
Горячая уха заполняла рот ароматом лаврового листа и Нюкжин только поднял кверху большой палец.
– На второе жареха из чебаков. Сегодня рыбный день.
Вкуснота необыкновенная. В городе такого не знают.
После завтрака Донилин снял казан и пошел зачерпнуть воды.
Виталий отошел к вездеходу. У костра остался лишь Кочемасов. Нюкжин молчал, стараясь не встречаться с ним взглядом. А тот вроде и не смотрел на него, вроде в огонь смотрел. Но тихо спросил:
– Что-нибудь неприятное?
Удивительно обостренное чутье у Кеши. Ни чем не выдал своего настроения Нюкжин. Даже подбородок не почесал. А Кочемасов определил совершенно точно.
– Есть немного… – Нюкжин не собирался лукавить с Кочемасовым. – Но только потом, после переговоров.
Вернулся Донилин и поставил казан на огонь.
– Помоешь? – спросил он Кешу. – Я пойду вздремлю минут пятьсот.
Нюкжин выпил еще кружку крепкого чая и ушел в палатку.
