живот на уровне паха; он любил трогать этот маленький рубец плоти. Он смотрел на потолок, он гладил шрам, и на сердце у него было тяжело. В палату вошел Франсийон, направился к Борису, неторопливо шагая между пустыми койками, и вдруг остановился, разыгрывая удивление.
– Я тебя искал во дворе.
Борис не ответил. Франсийон негодующе скрестил руки.
– Два часа дня – а ты еще в постели!
– Я сам себе надоел, – сказал Борис.
– У тебя хандра?
– Никакая не хандра, просто я сам себе надоел.
– Не переживай. В конце концов это закончится.
Он сел у изголовья Бориса и начал скручивать папиросу. У Франсийона были большие глаза навыкате и нос, как орлиный клюв; вид у него был свирепый. Борис его очень любил: иногда, едва взглянув на него, он разражался безумным хохотом.
– Ждать недолго! – сказал Франсийон.
– А сколько?
– Четыре дня.
Борис посчитал по пальцам:
– Получается восемнадцатого.
Франсийон в знак согласия что-то пробормотал, лизнул клейкую бумагу, закурил папиросу и доверительно наклонился к Борису.
– Здесь никого нет?
Все койки были пусты: люди были во дворе или в городе.
– Как видишь, – сказал Борис. – Разве что шпионы под койками.
Франсийон нагнулся ниже.
– В ночь на восемнадцатое дежурит Блен, – объяснил он. – Самолет будет на площадке, готовый к отлету. Он нас пропустит в полночь, в два часа взлетаем, в Лондоне будем в семь. Что скажешь?
Борис ничего не ответил. Он щупал шрам и думал: «Они везучие», – и ему становилось все грустнее и грустнее. Сейчас он меня спросит, что я решил.
– А? Ну? Так что ты об этом думаешь?
– Я думаю, что вы везучие, – сказал Борис.
– Как везучие? Тебе остается только пойти с нами. Ты же не скажешь, что это для тебя неожиданность? Мы ведь тебя предупредили.
– Да, – признал Борис. – Это так.
– Так что же ты решил?
– Я решил: черта с два, – с раздражением ответил Борис.
– Однако же ты не собираешься оставаться во Франции?
– Не знаю.
– Война не закончена, – упрямо сказал Франсийон. – Те, кто говорит, что она закончена, трусы и лжецы. Ты должен быть там, где сражаются; ты не имеешь права оставаться во Франции.
– И ты меня в этом уверяешь? – горько спросил Борис.
– Тогда решай.
– Подожди. Я жду приятельницу, я тебе об этом говорил. Решу, когда ее увижу.
– Тут не до приятельниц: это мужское дело.
– Сделаю, как сказал, – сухо промолвил Борис.
Франсийон смутился и замолчал. «А вдруг он решит, что я их выдам?» Борис
