берет в руки оружие без предохранителя, которое часто ранит смельчака; к тому же зависть постоянно преследует человека, посвятившего себя одной только изящной словесности; и напротив, тот, кто занимается ею на досуге, из прихоти, скорее выкажет свой ум и добьется успеха».
Почему бы и в самом деле не сочетать деловую и литературную деятельность?
У Оноре была общая черта с отцом – оба любили дерзкие начинания. Воображая себя деловым человеком, Бальзак легко загорался от каждого смелого проекта.
Увидя первые дагеротипы, он сразу же понял, какое блестящее будущее открывается перед новым изобретением, и горевал, что не может посвятить себя этому делу. Нетерпеливый от природы, он стремился к быстрому успеху, пренебрегая надежными средствами для достижения его, ибо они требовали слишком много времени. И вот в лавке книгопродавца Юрбена Канеля (она помещалась на площади Сент-Андре-дез-Ар, в доме номер тридцать), с которым Бальзака познакомил Рессон и который готовился издать роман «Ванн-Клор», Оноре узнал, что Канель в компании со своим собратом по профессии Делоншаном намерен издавать Лафонтена и Мольера: полное собрание сочинений каждого из них должно было уместиться в одном томе, набранном мелким шрифтом в две колонки. Такая мысль привела Бальзака в восторг. Разумеется, тысячи просвещенных читателей пожелают приобрести столь удобные издания классиков. Если он примет участие в этом предприятии, то почти без труда сколотит себе состояние, а кроме того, у него останется очень много времени для того, чтобы писать.
И Бальзак заключил с Юрбеном Канелем контракт, по которому он должен делить с ним доходы, расходы и опасности, связанные с опубликованием всего Мольера в одном томе. Чтобы покрыть расходы, нужны были деньги. Дассонвиль де Ружмон ссудил Оноре 6000 франков, затем еще 3000, но под большие проценты; госпожа де Берни охотно дала 9250 франков для издания Лафонтена; она одобряла план, к тому же ей очень хотелось, чтобы ее юный друг стал независим от семьи, которая, кстати сказать, тоже была в полном восторге. Родители терпеливо ждали литературного успеха сына, но ему уже исполнилось двадцать шесть лет, а признания все не было. Пусть попытает теперь счастья в делах!
Только один человек призывал Оноре к осмотрительности – бедная Лоранс, которая с каждым днем угасала: ее здоровье было подорвано тяжелыми переживаниями и неприятностями. Бездельник-муж требовал от жены подписи под документом, который позволил бы ему обобрать несчастную; госпожа Бальзак запретила дочери подписывать доверенность. В последние дни новой, тяжело протекавшей беременности таявшая от чахотки Лоранс вынуждена была искать прибежища у родителей – в доме номер семь по улице Руа-Доре. Но здесь мать терзала ее обидными попреками. «Я всегда буду делать то, что смогу, для дочери, – заявляла она, – но я не властна отныне любить ее».
Лоранс де Монзэгль – Бальзаку, 4 апреля 1825 года
«Твои коммерческие начинания, дорогой Оноре, – а их
