вечер состоял из одного смеха. Племянник Григория так смешно играл с Томасом и другими собачками! Ох, и насмеялись они все до единого! Екатерина, доподлинно, просто не узнавала себя. Нет, она весела от природы, весьма весела! Но так, как теперь – так безудержна и почти бесшабашна, – никогда! Она писала любимцу:
«Одолжи-скажи, – что наш племянник говорил, когда вы одне остались. Я, чаю, сумасшествие наше ему весьма странно показалось. Я не могу без смеха вздумать, как собаки пошли ему кампанию делать. Прощай, Гришенька, ужо я чаю, естьли Вы заподлинно останетесь за стулом, я буду красна, как рак. Дай Господи, чтоб в галерее студено было. Как изо стола встану, скажу: уф! Токмо и тебе вить обедать надобно. Не забудь сие. А я тебя ушлю, как ты вчерась Александра Николаевича»
Записки императрицы:
При Панине назначен новый вице-канцлер, рекомендованный Григорием Потемкиным, – граф Остерман Иван Андреевич, сорока девяти лет. Он сын знаменитого дипломата петровских времен, Андрея Ивановича Остермана, выходца из Вестфалии. Остерман младший провел более десяти лет в Стокгольме в качестве чрезвычайного посланника.
Екатерина находилась в крайне возбужденном состоянии от безумных чувств к Григорию Потемкину. Не было минуты, когда бы она не думала о нем. То могли быть нежные чувства, или обида на него, или деловые какие-то планы на завтрашний день, или размышления по поводу его ревности или острого словца в адрес царедворца. У нее было единое желание – находиться рядом с ним. Поелику она делала все, дабы он находился в поле ее зрения. А уж коли он звал ее прогуляться на берегу супротив Эрмитажа, или в любом другом месте, она бросала все и бежала скорей к нему. Она даже сделалась ночной сомнибулой, о чем наутро после того писала своему любимцу:
«Здравствуй, миленький. Со мною зделалась великая диковинка: я стала сомнамбулой. Я во сне гуляла по саду, да приснилось мне, что хожу по каким-то палатам, изрядно прибранным. Стены наподобие золота разпестрены цветами и голубками. Тут я нашла Амвон, на котором не стоял, но лежал прекрасный человек. И на нем было надето: одежда серая, соболем опушенная. Сей человек ко мне весьма бы ласков и благодарил за мой приход, и мы с ним разговаривали о посторонних делах несколько времяни. Потом я ушла и проснулась. Знатно, это был сон, так как рак по спине ползет. А теперь я везде ищу того красавца, да его нету, а в уме моем его воображение никогда не исчезнет. Куда как он мил! Милее целого света. О, естьли б Вы могли его видеть, Вы б от него глаз не отвратили. Миленький, как ты его встретишь, поклонись ему от меня и поцалуй его. Он, право, того достоин. А может статься, что встретишься с ним, естьли встав с постели, обратишься направо и на стену взглянешь».
Сон сей Екатерина отнесла в счет своей сумасшедшей страсти к Потемкину, нарушившей всякий ее годами установленный режим дня, и подтвердить сие ее определение поспешил следующий сон, коим она паки поделилась с любимцем:
«Душа моя, душа моя, здравствуй.
