всеми вкусными для антрепренеров последствиями. Приверженцы комитета распространяют слухи, что работают по указанию союзников, которые-де отпустили уже комитету 40 миллионов, и с отеческого благословения Хорвата.
Опубликованы условия мира, продиктованные немцами и принятые вчера комиссарами; в главных чертах Россия теряет всё, что западнее Двины и Бреста; восстанавливается старый торговый договор, преимущества которого, как говорили, были так велики, что окупали немцам всё содержание их армии; затем Россия обязуется демобилизоваться и разоружиться.
В Петрограде царство террора: издан декрет, разрешающий расстреливать контрреволюционеров на месте, выходит – стреляй кого хочешь.
Условия мира приняты ЦИКом большинством 116 против 85; нашлись еще и в царстве комиссаров люди, не убоявшиеся голосовать против.
13 февраля. Все три харбинские газеты обрушились на Дальневосточный комитет, требуя опубликования его состава и объяснения прав, на основании которых он распоряжается; при этом комитет обвиняется в желании установить режим палки.
Получено известие, что из Иркутска идут эшелоны красных войск, двинутые комиссарами для ликвидации Семенова; последний разобрал путь между станциями Борзя и Оловянная, и таким образом железнодорожное сообщение с западом прекратилось. Харбинские спасители настроены очень воинственно, но я не вижу оснований, чтобы оптимистически смотреть на исход возможных столкновений Семенова с красными; если бы даже у Семенова и было достаточно сил, то, не имея ни артиллерии, ни обозов, ни обеспеченного интендантского и артиллерийского подвоза, базируясь на точку – станцию Маньчжурия – и будучи привязан к железнодорожной линии, проходящей очень невыгодно (в облическом[42]к границе направлении), он не в состоянии ни держаться в Даурском районе, ни двигаться вперед. Общие законы войны непреложны, а малая война, да еще в условиях гражданской войны, вещь очень деликатная.
14 февраля. Был у Самойлова; слушал рассказы участников про вчерашнее собрание офицеров харбинского гарнизона для выяснения отношений к родившемуся из пены харбинской Дальневосточному корпусу; судя по рассказам, вышел самый бестолковый кавардак самого митингового характера с руганью, попреками и прочими аксессуарами таких собраний; подполковника Генерального штаба Акинтиевского, сказавшего собравшимся горькую правду, чуть не избили. Впрочем, трудно было ожидать уравновешенности, спокойствия и деловитости от случайного собрания самых разношерстных элементов, большею частью издерганных, распустившихся, многое потерявших, много испытавших, жаждущих мести, отвыкших от истового исполнения тяжелых обязанностей и, в большинстве, очень и очень далеких от подвига; устроиться хочется почти всем, но работать и рисковать не особенно много охотников.
Неделя харбинской жизни, личные наблюдения и рассказы беспристрастных людей дали самую безотрадную картину того, чем живет большинство
Обходной, боковой, не фронтальный.
