и синяя папка для особо важных документов, в ней – письмо из советского посольства в Нагонии.
Славин
– Драка может начаться в самое ближайшее время, – убежденно повторил Степанов. – И она будет страшной.
– Считаешь, что Огано пойдет напролом? – спросил Славин.
– У него нет другого выхода, Виталий.
– У его хозяев есть.
– Ты убежден, что они смогут его контролировать до конца?
– Абсолютно.
– А я – нет.
– Отчего?
– В тридцать третьем году магнаты верили, что смогут контролировать фюрера. А чем кончилось? Огано – африканский Гитлер.
– У Гитлера была сталь, медь, уголь. А что есть у Огано?
– Нагония – ключевая точка на юге Африки. Если он свалит Грисо, хозяевам придется расстилаться перед этим мерзавцем.
– А почему ты сорвался оттуда так скоропалительно?
– Сдавать фильм. Если будут какие-то поправки, надо срочно сделать, чтобы не держать копировальную фабрику…
– Получилась картина?
– По-моему – да. Послезавтра улетаю обратно.
– Завидую.
– Сказал «мастер кризисных ситуаций», – усмехнулся Степанов и откинулся на спинку стула.
Здесь, в Доме литераторов, было шумно; давали первую в этом году окрошку: кто-то пустил слух, что дирекция ресторана заключила договор с «домжуром» и теперь станут завозить раков и хорошее бочковое пиво, поэтому оживление среди завсегдатаев было каким-то особым, алчным, что ли.
– Не заключили они договора, – поморщился Степанов и подвинул Славину салат. – Пльзенского пива не будет. И ростовских раков – тоже. В жизни надо довольствоваться тем, что имеешь.
– Снова брюзжишь?
– Нет. Правдоискательствую.
– Прими схиму, – посоветовал Славин. – Очень полезно для творческого человека.
– Ну да, – усмехнулся Степанов и разлил водку по рюмкам. – Схима – это самоограничение, а всякое ограничение, даже во имя свободы, есть форма кабалы.
– Энгельса не переспоришь, Митя: свобода – это осознанная необходимость; отлито в бронзу, дорогой, не трогай…
– Ты меня все еще принимаешь всерьез?
– Перестань писать книги – буду держать тебя за обыкновенного застольного бездельника…
– Не обещаю. Перестать писать – значит умереть, а я очень люблю жизнь.
– Слушай, а если я попрошу стакан вина?
– Но ведь водка – лучше.
– Умозрительно я это понимаю, Митя, только организм не приемлет. Водку я пью лишь в силу служебной необходимости.
– Ты – дисциплинированная ханжа?
Славин усмехнулся:
– Вовсе нет. Теннисист я, Митя, теннисист.
– Слушай, Виталий, а тебя разозлить можно?
– Нельзя.
