успел?
– Конечно. Так вот, Лидуша, рукопись никуда не годится. Это – унылая литература, а, как говорили великие, любая литература имеет право на существование, кроме скучной.
– Это азбука, Костя, я обратилась к тебе, чтобы ты помог мне мотивировать отказ.
– А ты вправе отказать ему?
– То есть? Конечно, вправе.
– Это очень плохо, если «конечно». Я, признаться, боюсь такого рода неограниченной власти редактора. А что, коли твой автор повесится? Или ты не разглядела гения?
– Мы же смотрели вдвоем.
– Я – дилетант. Читатель.
– Самая, кстати, трудная профессия. И потом нынешний читатель куда честнее некоторых критиков. Те пытаются угадать, кого похвалить, а кого лягнуть, но угадывают не в читальных залах и книжных магазинах, а…
– Очень плохо.
– Костя, родной, я лучше тебя знаю, как это плохо, поэтому и попросила тебя прочесть эту рукопись.
Константинов пожал плечами:
– Каноническая схема, а не литература; плохой директор, хороший парторг; новатор, которого поначалу затюкали, а потом орден дали, один пьяница на весь цех… Зачем врать-то? Будь в каждом цеху только один пьяница, я бы в церкви свечки ставил. Всякое желание понравиться – кому бы то ни было – есть форма неискренности. А потом спохватимся, начнем ахать: «Откуда появились новые лакировщики?!» Разве кто-либо понуждал твоего автора писать ложь? Расталкивает локтями, к литературному пирогу лезет – нельзя же так спекулировать, право… Настоящая литература – это когда человек изливает душу; а если так – то и работы его не видно. А здесь какая-то эклектика: и драматург, и спорщик, и рассказчик, и оратор. И к каждому этому профессиональному качеству можно приложить одно лишь определение – «посредственный». В наш век информационного взрыва нельзя быть эгоцентриком, идеи в воздухе носятся, или уж быть надобно гениальным эгоцентриком.
– Ты пролистал рецензии мэтров на его рукопись?
– Прочитал. Ну и что? Эти меценаты потом, глядишь, и в газетах выступят, а книгу отправят на макулатуру, но и это полбеды; главная беда в том, что может появиться некая девальвация литературной правды, а сие – тревожно. Мне так, во всяком случае, кажется.
– Про такое заключение мне бы сказали: «разнос», Костя.
– Правильно. Зачем же литературу превращать в парламент: «Ты – мне; я – тебе, наша коалиция сильней». Не надо так, это же самопожирание литературного процесса.
– У меня появится много врагов, если выступлю так резко.
– Что ж, свою позицию надо уметь отстаивать. Я бы на компромисс не шел. Еще вопросы есть? – он улыбнулся. – Спасибо, я поехал проигрывать Славину.
…Славин опоздал на пять минут; Константинов, тренируясь у стенки, заметил:
– Точность – вежливость королей, Виталий Всеволодович.
– Так я ж не король, Константин Иванович, я всего лишь полковник, мне и опоздать можно… Затор был на Кутузовском.
