оленьей кровью – теплой, приторно-горькой на вкус. И очень сытной. Струмилин выпивал стакан оленьей крови и сразу же засыпал. Старики сидели вокруг него, поджав под себя ноги, и курили. Дней через шесть Струмилин проснулся ранним утром и почувствовал в себе звенящую, тугую радость. Один из стариков улыбнулся и сказал:
– Если ты хочешь любить женщину, значит ты выздоровел.
Каюр Ефим, зевая, заметил:
– Вечно вы, папаша, ерничаете. Тут у человека зубы крошатся, а вы, извините, про это дело разговор заводите.
Струмилин захохотал, поднялся и начал делать зарядку.
Ефим смотрел на него изумленно. А старик ненец молча курил и чуть заметно усмехался.
Каюр заглянул в комнату к Струмилину, когда в столовой зимовки начался фильм. После ужина на всех зимовках Советской Арктики начинаются просмотры кинокартин. Столы в маленькой столовой сдвигаются в одну сторону, на стену вешается экран, из всех пяти или десяти комнат зимовки в столовую приходят люди, и начинается строгий, сосредоточенный просмотр. Одну кинокартину смотрят редко. Как правило, смотрят подряд две или три.
– Ты что, осердился на меня, Пал Иваныч? – спросил Ефим.
– Нет, с чего ты?
– Вилку бросил, гуляш не докушал.
– Ты здесь ни при чем.
– Тогда ладно. А я думал, ты из-за меня. Жаль коня-то, веру он потерял. Да… А как я его стрелять стал, так он левым боком повернулся. Сердцем. Я его и так и сяк – ни в какую. Зуб скалит, пену пускает, хрипит. У нас уж было так однажды. Только молодой летчик-то вез, неопытный. Ну, я и удивился: ты – и вдруг так коня спортил!
– Это не я. Это небо.
Ефим вздохнул и полез за куревом.
– Как охота? – спросил Струмилин.
– Медведя много.
– Так на него же запрет.
– То-то и оно, что запрет.
– У меня сутки отдыха: время свое вылетали. Давай сходим в океан? Нерпу забьем…
– Когда?
– Когда хочешь…
– Может, завтра поутру? У меня лунка есть хорошая. Там наши океанологи шустрят – лунка большая, нерпа на музыку прет.
– Тебе бы фельетонистом быть, Фима.
– Злости во мне мало.
– Злость – дело наживное, это не доброта.
– Ну-ну… Доброту легче нажить, чем злобу-то.
– Ладно, я с тобой спорить не могу. Легче так легче. Давай завтра в океан махнем, там поговорим на спокойствии.
– Давай. А сейчас поспишь?
– Посплю.
– Хорошее дело. Спи спокойно.
– А ты?
– Я собак пойду кормить.
8
Спать Струмилину не пришлось: в комнату влетел Богачев. Он сел на кровать и стал шумно стягивать с себя унты, продолжая зло чертыхаться.
– Что с вами, Паша? – спросил Струмилин.
– Злюсь, –
